Любовь к каждой собаке - Виктория Казарина

– Наверное.

Поздно вечером позвонила счастливая Лена:

– Вика, Мишку забирают! Один парень у меня на странице увидел кадры, которые ты прислала, помнишь? Мишаня там такой печальный за решеткой стоит. Так вот, этот парень позвонил и говорит: «Моя собака!» Завтра забираю Мишку с передержки и отдаю хозяину. Ваня его зовут, такой парнишка классный! Будешь нас снимать?

– Еще бы!

– Сегодня Мишка едет в новый дом, – объясняла я по дороге на съемку, – он сейчас временно живет в квартире у какой‐то доброй девушки на передержке. Новый хозяин, Ваня, приедет к подъезду, Мишку выведут, Лена возьмет поводок и передаст Ване. Задача – снять эмоции собаки, переживания Лены и портрет нового хозяина.

Мишка выбежал из подъезда, задорный, хвост кольцом, нос по ветру, поводок внатяжку. Лена с Ваней решили прогуляться с ним по двору. Мы прицепили к одежде наших героев микрофоны. Оператор сопровождал их с камерой, а я слушала беседу через наушники.

– Все прививки у него сделаны, ближе к весне покапаешь ему капельки от клещей. Ест он все, тут проблем не будет. По любому вопросу звонишь мне в любое время суток, хорошо?

Немногословный Ваня послушно кивал. Он производил впечатление спокойного и уверенного человека. По его жестам, манерам, фразам было понятно, что решение взять собаку из приюта абсолютно взвешенное. Ване хотелось доверять, и Лена доверяла.

Она села перед Мишкой на корточки, обняла его и спросила:

– Ты помнишь, я обещала, что найду тебе хозяина? Помнишь?

Мишка нервно переминался с лапы на лапу и крутил хвостом.

– Ну вот, я и исполнила обещание, ты теперь домашний и хозяйский. Будь послушным, ничего не грызи там, не подведи меня, Мишаня, ладно?

Пес, похоже, растерялся. Вроде был рад, что на свободе, что Лена рядом, что все внимание ему, но двигался нервно, тянул поводок, отвлекался на любой уличный звук, не мог устоять на месте.

Ваня приподнял его на руки, посадил в машину, где уже был постелен цветастый матрасик, и захлопнул дверцу.

Лена задержалась у автомобиля, посмотрела через окно на Мишку и чуть не заплакала:

– Ой, смотрите-смотрите, он улегся.

Лена тронула ладонью губы и приложила пальцы к стеклу, передавая воздушный поцелуй собаке, которую воспитывала несколько лет.

Мы сняли с Вани микрофон и попрощались. Мишка поехал домой!

Оператор держал крупный план Лены, по профессиональной привычке ожидая слез, но она отвернулась от камеры, вытерла глаза, а повернулась уже с улыбкой:

– Как я рада, что Мишка больше не вернется в этот грязный холодный приют!

Я сняла наушники. Съемка окончена.

Когда я впервые пришла в приют, все собаки были для меня огромной стаей, серьезной общественной проблемой, отличной темой для фильма. Большинство животных одного размера, однотипной окраски, почти у всех одинаковые приютские повадки. Я могла различать собак только по номеру вольера.

Со временем запомнила клички, стала узнавать собак, читать их взгляды, чувствовать их желания. Узнала их истории – кто, когда и как попал в приют. Я увидела в каждой собаке человеческое.

Патрик – рыжий, веселый, дурашливый. Очень любит прогулки. Попал в приют с улицы – бегал по дворам, спал на детской площадке, вот жители и вызвали отлов. Судя по тому, что послушно ходит на поводке, Патрик был когда‐то домашним, но потерялся.

Чук и Гек – черные изящные дворняжки-братья. Два года назад они держали в страхе весь парк ВДНХ. Совсем дикие, гладить себя не позволяют, могут и укусить. Чук и Гек неразлучны, живут в одном вольере, спят одним калачиком, на выгул выходят парой. Лена ухаживает за ними, только ее они и подпускают. Она говорит, что шансов стать домашними у них почти нет:

– Это агрессивные собаки со сложившимся характером. Чтобы их перевоспитать, надо много времени и сил, и не факт, что удастся. Я уже два года ими занимаюсь, и вот только недавно они стали позволять к ним прикасаться. А раньше я даже боялась заходить в вольер.

Синди – шоколадная собачка. Так ее называют из-за цвета шерсти. Она не рыжая, не коричневая, а оттенка горького шоколада. Синди не знает, что она очень красивая, иначе, возможно, не вела бы себя так скромно. Она забивается в угол вольера, прячет мордочку в лапы и подолгу лежит. Закрытый вольер для нее означает спокойствие, открытый – тревогу и страх. На общий выгул она все-таки выходит, правда, от дверцы вольера далеко не убегает, чтобы в случае опасности спрятаться.

Рядом со своей клеткой гуляет и слепой Саймон. Волонтеры возили его в клинику, врачи сказали, что он ничего не видит и уже никогда не увидит. У Саймона гладкая белая шерсть с коричневыми пятнами на спинке. Из-за этих пятнышек он похож на маленькую коровку. Болезненно-голубой цвет глаз, отсутствие взгляда сразу выдают незрячего.

– Поначалу, когда он только попал сюда, он мало ходил, – говорит Марина, прибирая у Саймона в вольере, – пойдет куда-нибудь и бьется лбом то о забор, то о тачку с мусором, то о какое-нибудь ведро споткнется, вольер свой не сразу мог найти. А теперь освоился. Территорию знает наизусть, только услышит, что поблизости собачьи разборки, сразу прыг в зимник.