Сборник «3 бестселлера о сильной девушке» - Екатерина Боброва

Соглашайся, Сара! Вместе мы будем творить великие дела! Сама судьба благоволила тебе, подарив дар предсказательницы. С твоими глазами и моими возможностями мы сотворим идеальный мир. Оглянись. Вокруг зависть, похоть, лень. Куда мы катимся? Будь со мной, Сара, и мы умоем землю. Наши имена станут историей, и их не опорочат, как имя моего отца. Даже параллель станет идеальной.

Соглашайся, волшебница. Или я уничтожу тебя.

Сара хотела сопротивляться, но не могла. Та, другая Сара, сотканная из воздуха и частиц света, уже материализовалась среди теней сада и говорила её, Сары, голосом.

Райен беспощаден. Его силы неизмеримы. Интересно, это Сара заставляет проекцию говорить, или проекция – Сару? Как грустно и нелепо! Вот она, взрослая волшебница, стоит посреди камеры в полной темноте и нашептывает то, чего никогда бы не сказала. Кольцо обжигало кожу, а невидимые ниточки заставляли её двигаться. Сара понимала, что проекция повторяет её движения, мимику. Она хотела кричать, что всё это ложь, но не могла. Магия великого колдуна сдерживала её и не позволяла сопротивляться. И что это за бред про оборотней и иммунитет?

Когда Райен вышел из её сознания, волшебница рухнула на каменный пол. Она бессильна. Саре не покинуть заколдованный плен камеры и не повлиять на Верин выбор. Сара Лойти, волшебница с даром предсказательницы, приёмная дочь короля Сагенты и избранная Советом для спасения мира, впервые в жизни лежала на холодном полу и отчаянно плакала.

Лоза вытолкнула Веру из своего сознания. Шар, покрывшийся трещинами, словно паутиной, как будто сделал последний вдох и выпустил оставшуюся магию. Жестокая, нетерпимая боль железной хваткой сковала Вере лёгкие, мозг, сердце. Теперь пёс жаждал нового пристанища, и магическая энергия рвалась наружу, уничтожая Верину плоть.

Райен вскинул руки. Великий триумфатор и лжец. Вера почти совершила непоправимое!

– Вера, нет!

Любимый голос, как бальзам, охладил раны. Единственно верное решение пришло само собой.

– Прости, – беззвучно попросила Вера, изо всех сил стараясь запомнить любимые черты лица.

Она направила бешеный поток магии на Эвона. Ледяным смерчем он вонзился в его грудь, освободив Веру.

Тогда она умерла. Её бездыханное тело рухнуло, и последнее, что Вера увидела, было искажённое гневом лицо Райена и испарившаяся метка Асоль.

* * *

Лунная тропа неумолимо манит в небесную даль, дрожит при каждом шаге. Душа вступает осторожно, почти порхает, а вокруг невесомо парят мятые тетрадные листы, исписанные ровным размашистым почерком. Некоторые из них касаются звёзд и ныряют в душу, но там, где однажды билось сердце, теперь спокойно и ровно, и ни одна чернильная нить не может нарушить того покоя.

Вибрируют руны времени. Наигрывая тихую минорную мелодию, они превращают звуки в ноты и бросают их под ноги.

На «соль диез» душа спотыкается.

На «ре бемоль» оглядывается назад.

Там, внизу, кто-то тоскует по ней. А душа не помнит этого человека и не стремится вернуться назад.

Её ждут на другой стороне Луны, где цветут вишни и невесомыми хлопьями падает вчерашний снег. Там стоит беседка, она отбрасывает резные тени на покрытый белоснежной скатертью круглый дубовый стол. На хрустящих салфетках красуются фарфоровые чашечки, в них остывает липовый чай. В центре стола стоит ваза с рассыпчатым крекером.

Душа ускоряется, перепрыгивая через ноты, – ей не терпится занять свободный стул. А слёзы человека оборачиваются дождём, синими змейками бегут по тетрадным листам, размывая чернила.

Душа не останавливается, но решает, что поставит в беседке ещё один стул для того, кто тоскует. Руны времени натягиваются сильней, насмехаясь, а душа не понимает их иронии: человек, конечно, бессмертен, но и у души в запасе целая вечность, чтобы дожидаться его.

Душа вступает на край вселенной. Луна болезненно морщится, а мелодия взрывается оглушительным свистом, сотрясая вакуум. Руны прочной леской обвиваются вокруг души, увлекают вниз. Дальше, чем следовало.

Беседка боязливо скрывает опустевшие стулья, прячется под вишнями.

Спокойствие души вспыхивает и, краснея, несётся горячими потоками. Душе становится тесно. Она хочет запомнить мелодию рун, но время бессовестно крадет звуки, складывая их в новую симфонию под названием «С начала».

– Боже мой, что это?

Светлана Аркадьевна подбежала к кровати дочери и в ужасе взяла прядь седых волос.

– Олег, почему у неё такие волосы?!

Тень растерянности легла на лицо Олега Круглова, но он очень быстро взял себя в руки.

– Олег, я тебя спрашиваю, что это?!

Его жена практически вырвала клок седых волос. Она была близка к истерике, а этого он никак не мог допустить. Иначе он сам очень скоро сойдёт с ума.

– Успокойся, – властно потребовал Олег Эдуардович. – В конце концов, кто из нас врач? Откуда я могу знать, почему наша дочь поседела?

– Вчера вечером у Верочки были нормальные волосы, – не успокаивалась Светлана Аркадьевна, – а теперь…

Руки женщины затряслись, и она зарыдала. Устало опустившись в кресло рядом с кроватью дочери, она закрыла лицо руками и продолжала беззвучно плакать.

Олег не любил, когда жена проливала слёзы. В такие моменты он готов был провалиться сквозь землю, потому что чувствовал себя смазливым юнцом. И это потому, что не умел утешать. Не находил нужных слов, когда они так нужны. Вот и сейчас его расстроенная жена была самой несчастной женщиной в мире, а он не умел ей помочь.

В конце концов он подошёл к спинке кресла и положил свои руки на Светины плечи.

– Пожалуйста, не плачь, – тихо попросил он. – Всё наладится, вот увидишь. Может быть, это побочное действие лекарств?

Хрупкие плечи перестали вздрагивать. Светлана Аркадьевна шмыгнула носом и замерла, обдумывая вероятность услышанного.

– Нет, – выдохнула она и снова собралась плакать, – ни одно лекарство не даёт таких побочных эффектов. Это метаболизм, а у Веры всё в порядке с обменом веществ. Ах, Олег!

Светлана Аркадьевна не выдержала и снова разрыдалась.

– Мы не должны были привозить её сюда. Дома нашей девочке было бы намного лучше!

Лицо Круглова накрыла гримаса раздражения. Как долго он объяснял жене, что их дочери нужна профессиональная помощь, а она только и твердит, если бы да кабы.

Олег Эдуардович сделал глубокий вдох.