Мемуары Дьявола - Фредерик Сулье

– Кому я должна ответить, Арман? – В голосе графини слышались и радость, и слезы.

– Мне, Леони! – крикнул он, падая перед ней на колени.

– Вам, Арман? Вы уверены? Здесь, сейчас?

– Да, сейчас и мне, человеку, который умрет ради вашего спасения!

– Так и быть, Арман! – всхлипнула Леони. – Я отвечу: я не буду любить вас и помнить… потому что я люблю вас!

– О! – Барон схватил все, что они написали, и в порыве переполняющей его гордости разорвал бумаги. – Пусть приходит граф, ему потребуется убить меня десять раз, прежде чем он доберется до вас, Леони!

– Нет, Арман, нет, если ты умрешь, я умру тоже! – Леони выглядела растерянной и возбужденной одновременно. – Я умру униженной для всех, безгрешной для тебя одного!

Она гордо взирала на Луицци, глаза ее сверкали:

– Или грешной для тебя одного, если хочешь!

– Леони, – барон заключил ее в объятия, – ты не обманываешь меня?

– Нет, нет, нет… – лепетала она умирающим голосом, – я твоя, твоя, я тебя люблю!

Безумная от отчаяния графиня прятала лицо, пока Луицци нес ее к дивану, на котором всего час назад она возлежала, прекрасная и спокойная.

Она позволила уложить себя, все еще закрывая глаза руками и бормоча сдавленным голосом:

– О, какой яркий свет!

Луицци решил задуть горящую в стеклянной лампе свечу, но у него не получилось. Леони прятала лицо в подушках, как бы прячась от собственного стыда, а барон вдруг заметил туфлю Дьявола, быстро взял ее и накрыл свечу, как колпачком.

Стало темно, как в аду, и туфля Дьявола заплясала на свече.

Пока в будуаре события разворачивались подобным образом, граф вернулся к себе и долго думал о страшном замысле, на который его толкнул страх превратиться в посмешище. Этот страх гораздо сильнее, чем можно представить, ибо есть люди, кончающие из-за него жизнь самоубийством.

Однако, оставшись наедине с самим собой, господин де Серни хладнокровно обдумал свой поступок и признал, что переоценил свои возможности, возомнив себя способным на убийство. Тем не менее надо было как-то выпутываться из сложившейся ситуации. Он не мог просто открыть дверь своим пленникам и дать им свободно уйти, если они не написали любовные письма. Он же лишился решимости, чтобы путем преступления – единственно надежного средства – добиться их молчания.

Тогда он принялся искать окольные пути на случай, если Луицци и графиня откажутся предъявить так называемую любовную переписку, и в конце концов ему пришла простая мысль: если они оба из тех людей, кто предпочитает смерть бесчестью, значит, в них заложен надежный принцип морали, и он может смело положиться на него.

Смущало одно: как воспользоваться этим обстоятельством. В результате размышлений граф умудрился придумать такие экстравагантные варианты, что остановился на самом простом и выполнимом из них так же, как он пришел к самой простой идее, позволяющей ему выкрутиться из той пропасти, в которую он сам себя затащил.

Сей способ заключался в следующем: он честно признает мужественное поведение барона и графини, поздравит их, а затем скажет, что не сомневался в их порядочности, а хотел лишь устроить испытание, чтобы убедиться в ней окончательно. Потом добавит, что теперь, когда он считает их людьми чести, он доверяет им и не просит никакой гарантии, кроме честного слова.

Для такого случая граф приготовил великолепную речь и стал с нетерпением ждать. Он не собирался идти раньше назначенного им самим времени, прежде всего потому, что хотел сохранить перед своими пленниками видимость твердости принятого им решения, и еще потому, что он хранил в глубине души надежду, что они согласятся написать компрометирующие их письма, а он все же предпочитал этот вариант любому другому.

Наконец, когда пробил назначенный час, граф, вооружившись пистолетами, направился в будуар. Как бы там ни было, он пребывал в глубоком замешательстве по поводу роли, которую ему предстояло сыграть. Он взял оружие, предвидя, что все его комбинации могут и не сработать, что может завязаться борьба, и тогда придется предпринять крайнюю меру – убийство жены и барона.

Все в доме уже давно спали, когда граф пересекал длинную череду апартаментов с будуаром жены в конце. Подойдя к двери, он прислушался, но ничего не услышал. Предположив, что барон и Леони погружены в раздумья о безнадежности своего положения и молчат от страха, он как никогда рассчитывал на эффектное появление с оружием в руках, чтобы получить от них все, что хотел. Он повернул ключ, однако дверь не поддалась. Граф был крайне удивлен.

Самая простая мысль о том, что пленники могли закрыться, чтобы защититься от него, не пришла в голову господину де Серни, и в приступе ярости от непредвиденного препятствия он заорал:

– Откройте!

Ему не ответили. Граф изо всех сил стукнул ногой в дверь, чтобы распахнуть ее, но она оказалась крепко запертой изнутри. Тогда господин де Серни, озлобившись оттого, что ему осмелились оказать сопротивление, принялся стучать в дверь как сумасшедший то ногами, то приливами стволов пистолетов.

В Париже есть много домов, где прислуга, находясь в своих комнатах или в прихожей, зачастую слышит, как в покоях хозяев хлопают двери, раздаются угрожающие крики, грохочет мебель, передвигаемая из одного угла гостиной в другой, рушатся зеркала, бьются окна, звенит фарфор, вылетающий наружу. Но лакеи не волнуются, они знают: «Господа выясняют отношения».

Притаившись, как полагается смышленым, умеющим соблюдать тайну, воспитанным слугам, они не вмешиваются, и ураган с громом и молниями проносится над покоями. Назавтра они соберут осколки, при этом как бы сгинет в суматохе несколько прелестных безделушек, которые спрячутся в недрах их сундучков или появятся у торговцев подержанными вещами.

Но следует сказать, что дому господина де Серни не был свойствен этот замечательный обычай, там все происходило достойно и тихо. Поэтому, когда слуги услышали сильные удары в дверь, они подумали, что что-то случилось с графом или графиней: пожар, воры, кто знает – и несколько полуодетых человек поспешили на помощь. Они прибежали как раз в тот момент, когда граф, небывалым усилием проломив дверь, врывался в комнату, опрокидывая нагроможденную позади нее мебель.

Он оказался в полной темноте и закричал в бешенстве:

– Где вы оба, где вы?

Вдруг он увидел в дверях силуэт и, скорее второпях, чем осознанно, бросился в ту сторону и выстрелил из пистолета. Тут же послышался звук падающего человеческого тела, потом громкий крик и не принадлежащий ни барону, ни графине возглас:

– На помощь, на помощь!

То был голос камердинера господина де Серни. Разъяренный граф, преисполненный решимости заставить расплатиться за только что пролитую кровь, продолжал искать в темноте своих пленников. Он двигался на ощупь вдоль стен, ударяясь о мебель, пока не дошел до окна с опущенной портьерой. Подумав, что несчастные спрятались там, он гневно отдернул занавеску. Окно оказалось открытым.