Молот и крест. Крест и король. Король и император - Гарри Гаррисон

– Кого Бог любит, того испытывает, – сказал он. – Вспомни о царе Давиде в пустыне. Подумай о Самсоне, как он молол зерно в тюрьме и как в конце концов обрушил ее на филистимлян. Бог в любой момент может явить чудо. Разве не спас он Иосифа от гнева Потифара, не уберег пророка Даниила во рву со львами? Скажу тебе святые слова, которые ты должен помнить: «Qui perseravabit usque ad finem, ille salvabitur. Претерпевший же до конца спасется». До конца, понимаешь. А не почти до конца.

Лицо Бруно постепенно прояснилось. Он ласково взял Эркенберта за руку.

– Благодарю тебя, – сказал он. – Мудрые слова. Мы должны больше разузнать об этих трондцах. А тем временем я буду надеяться, что Бог предначертал мне особую миссию, посылая меня в эти места.

* * *

Хрорик, король Хедебю, терзал себя за бороду, слушая отчет разведчиков.

– Точно это Рагнарссоны? – переспросил он.

– Точно. Мы подобрались достаточно близко, чтобы разглядеть знамя Ворона.

– Которое поднимают, только когда весь выводок соберется вместе. Ладно, по крайней мере, одним гаденышем стало меньше. А это был худший из всех. Сто двадцать кораблей, ты говоришь, высадили воинов на материке напротив Сильта? – Хрорик задумчиво посчитал. – Да, новости о Рагнарссонах – всегда дурные, но эта новость еще хуже. Что ж, путь им преградят сначала болота, а потом наши добрые деревянные стены. Я все знаю про тараны и про фокусы, которым они научились от отца. Думаю, мы сможем изгнать их.

Один из разведчиков откашлялся:

– Боюсь, государь, что новости еще хуже. Катапульты. Мы видели, как их выгружали на берег. Тяжелые, каждая с тонну весом. Их было три или четыре.

На лицо Хрорика вернулось озабоченное выражение.

– Катапульты! Какого рода? Это камнекидалки, о которых мы слышали, или дротикометы?

– Мы не знаем. Никогда не видели, как действуют эти машины. Только рассказы слышали. Рассказы тех, кого разбили с помощью катапульт.

– Тор нам помоги! Сейчас необходимы люди, которые разбираются в таких вещах.

Вмешался молчаливо присутствовавший на этом собрании портовый ярл Хрорика:

– С этим я могу помочь тебе, государь. Вчера получил сведения от одного шкипера. Он ходил в Гулатинг. Там много чего произошло – об этом я расскажу позже. Но под конец он сообщил, что на один из наших кораблей завербовали двух англичан и сейчас везут их на юг. Англичане, – подчеркнул он. – Это настоящие знатоки. Парни видели собственными глазами, как получил свое Ивар, а потом и франкский король. Судно должно прийти через пару дней.

– Ладно. Пока Сигурд Змеиный Зад ползет через болота, твои англичане построят нам машины для войны против машин. Это хорошо. Но мы еще сделаем вещи, которые сами так и напрашиваются. Коль скоро Рагнарссоны на западном берегу, восточный берег чист. Так отправим суда к королям Арнодду и Гамли, попросим прислать все корабли и всех воинов, кого удастся собрать. Избавимся от Рагнарссонов и все будем спать спокойней.

– Избавимся от Рагнарссонов, – повторил портовый ярл, – и, может быть, придет время оставить в Дании только одного короля.

– Только больше никому об этом не говори, – согласился Хрорик.

* * *

За много дней пути к северу, вдали от надвигающейся военной бури, которая должна была решить судьбы многих королевств, Шеф и Катред притаились в тени скалы. Дважды пытались они спрятаться в укрытиях, которые казались подходящими, и оба раза Эхегоргун извлекал их наружу, ругаясь на своем дивном наречии.

– Вы слабаки, – сказал он наконец. – Вы же не знаете, как прятаться. И как смотреть. Я могу пройти через ваш город при ярком дневном свете, и никто меня даже не заметит.

Шеф не поверил, но вынужден был признать уму непостижимое искусство потаенного народа исчезать, днем ли, ночью или в бледных сумерках, снова пришедших на смену долгому дню, который для Шефа с Катредом был заполнен сном и ожиданием.

Прямо перед ними Эхегоргун по колено в воде стоял у берега бухточки. Он провел англичан вниз по едва обозначенным тропкам. Люди скользили и цеплялись за скалы, а Эхегоргун и Мистарай их поддерживали, иногда помогали спускаться. Когда Эхегоргун наконец счел укрытие подходящим, он приказал сидеть неподвижно и смотреть. Смотреть, что умеет истинный народ. Увидите то, чего многим безволосым за всю жизнь не увидеть. Как истинные скликают своих родичей, китов.

Сейчас Эхегоргун стоял лицом к открытому морю. Высоко наверху Мистарай следила, не появится ли лодка, перевозящая людей или мясо от места забоя гринд к подвергающемуся опасности дому Бранда на Храфнси.

В одной руке Эхегоргун держал длинную лопатку со своеобразно изогнутым краем, умело вырезанную каменными инструментами из ствола горной осины. По внутренней стороне лопасти шли загадочные круги. Эхегоргун высоко поднял ее над головой – как же длинны его руки! Затем он со всей силы обрушил лопасть на безмятежную воду. Всплеск разнесся, кажется, от края моря и до края, а волны побежали в Атлантику. Эхегоргун снова шлепнул лопаткой. И еще раз. Двое людей затаили дыхание, поражаясь, насколько же далеко звук разносится над водой. И под водой тоже.

Через дюжину ударов Эхегоргун повернулся и аккуратно положил лопатку на уступ крутого берега. Теперь он взял другое приспособление – длинную сужающуюся трубу, сделанную из срезанной спиралью и склеенной послойно бересты, – и осторожно залез глубже, по пояс, утвердившись на невидимом подводном камне. Тонкий конец трубы он приложил ко рту, а раструб опустил в воду.

С того места, где они прятались, даже в сумеречном освещении Шеф различал исполинскую спину Эхегоргуна, раздувшуюся, когда тот сделал глубокий вдох – вдох, подобный потоку воздуха в кузнечных мехах, – и дунул.

Люди на берегу не услышали ни звука, но через несколько мгновений воздух словно завибрировал, задрожал. Не колебалась ли в такт поверхность моря? Шеф не мог этого определить, хотя вовсю таращил единственный глаз. Не было сомнений, что под водой происходят какие-то мощные изменения.

Все повторилось. Эхегоргун как-то ухитрялся вдыхать и одновременно дуть. Шеф не мог быть уверен, но чувствовал, что звуки, которые извлекает из трубы тролль, то и дело меняются, следуя некой загадочной мелодии. Сам он оставался неподвижным, хоть и ощущал, как в тело прокрадывался холод высоких широт, как затекают мышцы, как острый холодный камень давит через одежду. Пошевелиться он не осмеливался. Эхегоргун предупредил, что при любой помехе он все прекратит. «Упади хоть камешек… – насторожился он. – Если только киты, даже чужие киты, подумают, что я играю с ними… Ведь я больше никогда не смогу плавать спокойно».

Позади Шефа Катред тоже застыл как скала. Но вот, еле различимо даже с двух футов, его глаза шевельнулись,