Молот и крест. Крест и король. Король и император - Гарри Гаррисон

а корабль затаился на юге. Большой корабль. У него две… две палки. Такие штуки, куда вы вешаете ткань. Большая светловолосая женщина распоряжается мужчинами. – Эхегоргун засмеялся. – Чтобы она успокоилась, ей бы нужно провести со мной зиму.

Шеф яростно соображал. Женщина – Рагнхильда, корабль – тот самый, который пытался потопить их в Гула-фьорде.

– Как по-твоему, что они собираются делать?

Эхегоргун взглянул на солнце:

– Если они не напали во время вчерашнего заката, то нападут во время сегодняшнего. Оба корабля Бранда не будут готовы к борьбе. Он привел их к месту забоя гринд и загрузил ворванью и мясом. Нападающие смогут захватить всех усталыми и спящими. Разделка гринд отнимает много сил.

– Ты не предупредишь их?

Эхегоргун выглядел удивленным, насколько это могло отразить его плоское мохнатое лицо.

– Я бы предупредил Бранда. Что касается остальных – чем больше хлипких перебьют друг друга, тем лучше. Я помню, что ты пощадил меня, когда мог ударить своим копьем, поэтому теперь я помогу тебе, потому что истинные люди платят свои долги, даже если их об этом не просят. Вдобавок ты накормил моего мальчика, моего Экветаргуна. Хотя мудрее для меня было бы открутить тебе голову от шеи и повесить тебя рядом с остальными.

Шеф игнорировал угрозу.

– Я могу сообщить тебе одну вещь, о которой ты не знаешь, – сказал он. – Я человек, у которого есть власть. В своей стране я король. Кое-кто говорит, что и здесь я что-то вроде короля. И я говорю от имени многих людей. Вот знак моей власти. – Он предъявил амулет Рига, краки, на своей шее и показал на тот, что сделал для Катреда. – Может статься, я смогу что-то сделать для тебя. Для тебя и для твоего народа. Заставлю людей прекратить охоту на вас. Позволю вам жить не в таком диком скалистом месте. Но и ты должен кое-что сделать для меня. Помоги мне справиться с этими людьми с юга, с этой женщиной, с кораблем.

– Что ж, я могу это сделать, – раздумчиво сказал Эхегоргун. Он принял странную скрюченную позу, обхватив голые ноги своими огромными руками.

– И как? Ты предупредишь Бранда? Будешь ты… сражаться на нашей стороне? Из тебя выйдет грозный воин, если дать тебе железное оружие.

Эхегоргун покачал своей массивной головой:

– Ничего этого я делать не буду. Но я могу для тебя поговорить с китами. Они уже устали. Если они поверят, что я убил тебя, они будут не прочь меня послушать. А киты эти, конечно, пришлые. Если бы они были наши, я бы не стал их обманывать.

Глава 23

Бруно, гауптриттер в ордене Копья, стоял перед сдвоенной шеренгой своих закованных в броню рыцарей, застывших со склоненными копьями по стойке смирно, – этот строй он ввел в обычай недавно. Все глазели на церемонию, разворачивающуюся в сотне ярдов от них. Подойдя ближе, они бы смогли рассмотреть получше, но никогда нельзя предсказать, как туземцы воспримут вмешательство в свои священные ритуалы. Бруно ничего не имел против того, чтобы вмешаться, просто время еще не пришло.

Рев вырвался из тысяч глоток собравшихся в центре судебного круга го́тов. Рев из глоток и клацанье оружия о щиты.

– Что это значит? – раздался негромкий вопрос из заднего ряда. – Они приняли решение?

– Разговоры в строю! – цыкнул Бруно, хотя без особого негодования. В ордене Копья свято верили в предполагаемое равенство всех его членов, несовместимое с той суровой дисциплиной, которую приходится наводить в крестьянской армии. – Да, видите, теперь у них есть король. Habeant regem, – добавил он, перефразируя формулу, звучащую при избрании папы римского.

Над толпой возносилась опасно раскачивающаяся фигура. Человек, которого подняли на щитах его рьяные сторонники. Утвердившись на ногах, он огляделся, обнажил меч, выкрикнул свое имя и традиционную формулу претендента:

– Я король го́тов. Кто против?

Минутное молчание, затем снова стук оружия. Неделей раньше против выступило бы с десяток воевод. Но вооруженная борьба лишила бы народ го́тов большей части его правителей, как богатых, так и богорожденных. Поэтому в дни, предшествующие сходу, который назывался Гёталагатинг, то есть тинг тех, кто живет по закону гётов, слухи, сплетни, обещания поддержки, взяток и уступок слились в сплошной возбужденный гул. Ныне все это было улажено. До следующей смены власти.

Толпа подалась туда, откуда пахло жареными быками и пивом в гигантских чанах – угощением, которое новый король выставил как часть платы за свое избрание. Немецкие риттеры следили за готландцами насмешливо, хотя и с некоторой завистью. Бруно решил еще немножко подержать их в строю, чтобы никто не присоединился к гулянке, не затеял драку.

К ним приближалась еще одна фигура, тощий чернорясый англичанин, Эркенберт. Когда он подошел, Бруно разглядел на его бледном лице легкий румянец волнения, и сердце от предчувствия забилось сильнее. Эркенберт держал в руке список.

– Думаешь, ты нашел его? – спросил Бруно, как только дьякон оказался в пределах слышимости.

– Да. Там, в палатке, я встретился с одним человеком. Слишком стар для участия в тинге, но не настолько стар, чтобы все позабыть. Он участвовал в набеге на Гамбург. Больше того, был среди людей, которые разграбили собор. Он хорошо помнит, кто там был, – кстати, потому, что до сих пор считает себя обманутым при дележе. Он продиктовал мне полный список бывших там вождей и добавил, что у семерых было больше чем по дюжине корабельных команд. А теперь самое главное. О шестерых вождях мы уже получили сведения и поняли, что это не те люди.

– Значит, седьмой?

– Видимо, так. Его зовут Болли. Он ярл у трондцев.

– А кто, к дьяволу, такие эти трондцы?

– Они живут далеко на севере, – ответил Эркенберт. – Далеко по Северному пути, пытаются подмять под себя торговлю пушниной.

– Пусть и далеко на севере, – проворчал Бруно, – но если бы там появился новый король, будущий император, мы бы об этом узнали. Я начинаю сомневаться, верен ли наш способ. Или благочестивый Римберт допустил какую-то ошибку? Может быть, Святого Копья вообще не существует?

– Или оно, забытое, лежит в какой-то сокровищнице.

На лице Бруно появилось совсем непривычное для Эркенберта выражение усталости и слабости.

– Не могу отделаться от одной мысли, – признался он. – Ты говорил, Копье в Норвегии. А потом мы услышали, что борьба за власть над Севером разгорелась в том месте, которое мы покинули весной, в датском Хедебю; все только об этом и говорят. И вот мы, объезжая все провинциальные сходы Швеции…

– Готланда, – поправил Эркенберт.

– Один черт. Я выбрал неверное направление.

Эркенберт дружески похлопал огорченного рыцаря по гигантскому