Султан и его гарем - Георг Борн

– Нет!

– Был ты у Сади?

– Да, я был у него.

– Ты говорил с ним?

– Нет, я только видел его!

– Ты видел только? Что это значит?

– Я ужаснулся!

– Ты ужаснулся? Что случилось? Мой Сади болен?

– Он, должно быть, внезапно захворал.

– И теперь? Что значит твой мрачный вид, принц? Теперь? Говори! Не скрывай от меня ничего! Мой Сади умер? Они убили его?

– Я надеюсь, что его еще можно спасти!

– Ты надеешься… его еще можно спасти… – сказала Реция дрожащим голосом. – Он умер! Умер!

Ужасная весть, казалось, поразила ее как громом.

– Я не думаю, чтобы он умер, моя бедная Реция. Он только лежит без чувств! Он скорее похож на спящего! Я просил Редифа-пашу послать за доктором, и он согласился.

– Благодарю тебя, принц! – беззвучно сказала Реция. Ее глаза были сухи, ни один крик горя или отчаяния не вырвался из ее груди. Горе было слишком велико, чтобы его можно было высказать словами, облегчить рыданиями. – Я хочу просить у тебя еще одной милости, принц, – продолжала она через какое-то время, когда, казалось, снова овладела собой. – Это мое последнее желание! Дай мне увидеть Сади-пашу! Сведи меня к нему!

– Я боюсь, что это только еще более опечалит тебя.

– Будь спокоен, принц, не жалей меня! Реция знает, что ей надо делать. Исполни, умоляю тебя, мою просьбу! Сведи меня к Сади! Я хочу в последний раз его увидеть!

– Хорошо! Пусть будет по твоему желанию! Но еще раз повторяю, не отчаивайся, может быть, Сади еще можно спасти!

Реция не верила словам принца, она приняла их за желание утешить.

– Как должна я благодарить тебя за твою доброту, принц! – сказала Реция. – Но если молитва истерзанного горем сердца может принести счастье, то тебе оно должно скоро улыбнуться. Когда это наступит, вспомни о несчастной дочери Альманзора, которая для того только узнала счастие, чтобы потерять его навеки!

– Что это значит? Это похоже на прощание, Реция! Что ты хочешь сделать? Я предчувствую несчастие. Нет! Я не могу вести тебя в Сераскириат.

– Отчего же нет, принц? Не отступай от твоего первого решения. Кто хочет умереть, тому не надо для этого особенного места, – сказала Реция с почти неземным спокойствием. Казалось, внутри ее произошел какой-то переворот.

Принц не решился более противоречить и вышел из дома старой гадалки в сопровождении Реции. Потом они сели в каик принца, который скоро привез их к Сераскириату.

Но что давало Реции такое мужество, такую силу переносить горе? Это была мысль о том, что она скоро соединится с Сади, так как она решилась умертвить себя у его трупа. Ее смущала сначала мысль о сыне, но она знала, что Сирра будет для него второй матерью и станет без устали его отыскивать. Еще несколько минут, думала она, и конец всем земным горестям!

Мысль, что Сади, быть может, еще жив и его еще можно спасти, не приходила ей в голову. Она была уверена в его смерти, и у нее было только одно желание: соединиться с ее дорогим Сади.

Наконец каик остановился, принц помог Реции выйти, и они пошли ко входу в Сераскириат.

Часовые знали принца и, кроме того, видели его раньше в сопровождении Редифа-паши, поэтому они не осмелились остановить его и беспрекословно отперли ворота.

Дверь башни была открыта, и принц ввел свою спутницу в караульную комнату.

Наступила решающая минута.

Посреди обширной комнаты стоял диван, на котором лежал недвижим, как мертвец, Сади. Но что это значило? Уж не вечерние ли лучи солнца окрашивали его лицо? Его щеки не были бледны! На его лице не было ни малейшего выражения боли и мучений. Он скорее походил на спящего, чем на мертвого. Казалось, что вот сейчас откроются его полуприкрытые глаза и он поднимется с дивана.

Но Реция не обратила на все это внимания. Она видела только, что ее Сади лежал перед нею безжизненный, и, бросившись около него на колени, спрятала лицо свое на его груди.

Уважая ее печаль, Юсуф остановился в отдалении, не желая мешать ей в эту торжественную минуту.

Отчаяние овладело Рацией, и она без колебаний и страха готовилась расстаться с жизнью.

Она вынула спрятанный на груди маленький кинжал и, глядя в лицо Сади, твердой рукой вонзила его себе в сердце.

Кровь хлынула ручьем на диван, и Реция со вздохом опустилась на пол.

– Что ты сделала? Ты ранила себя? – вскричал Юсуф, увидя Рецию, истекающую кровью.

– Прости… мне… что я… сделала… – прошептала прерывающимся голосом Реция.

– Аллах, сжалься над нею! Она умирает! – вскричал принц. – Принесите диван! Пошлите скорее за доктором! – приказал он поспешно солдатам, стоявшим у входа в башню.

Приказание Юсуфа было немедленно исполнено.

Двое солдат принесли диван, на который тотчас же уложили бесчувственную Рецию, и через несколько минут явился доктор, старый грек…

– Что за кровавая драма разыгралась здесь? – спросил вполголоса доктор при виде крови около мертвого Сади и лежащей без чувств Реции.

Когда он осмотрел рану Реции, его лицо омрачилось. Казалось, рана была смертельна.

– Теперь еще нельзя исследовать рану, – сказал он тихо принцу, накладывая повязку, – я сомневаюсь в выздоровлении больной, она слишком слаба от потери крови.

– Она не должна умереть! Проси все, что хочешь, я готов пожертвовать всем, только бы спасти Рецию.

– Я сделал все, что от меня зависит, – отвечал доктор, – но я не надеюсь на успех.

– Тут лежит Сади-паша, – продолжал Юсуф, – часовые принесли его сюда из своей комнаты, решив, что он умер.

Старик подошел к Сади и стал его осматривать, между тем как Юсуф, весь поглощенный своим горем, остался молча и неподвижно около Реции.

– Паша не умер! – сказал доктор, подходя снова к нему. – Я надеюсь скоро привести его в чувство.

– Сади-паша не умер? – вскричал принц. – А Реция должна умереть? О! Горе без конца!

– Но паша не должен ничего знать о случившемся. Сильное волнение может иметь гибельные последствия, – заметил доктор, – тогда все мое искусство будет бессильно!

С этими словами он возвратился к дивану Сади и, вынув из кармана маленький флакон с какой-то жидкостью, поднес его ко рту и носу Сади и смочил несколькими каплями его губы.

Действие было мгновенно.

Сади тотчас же открыл глаза и с удивлением огляделся вокруг.

Затем он глубоко вздохнул, как бы пробудившись от долгого сна, и слегка приподнялся.

– Где я? – спросил он слабым голосом.

– Ты спасен, благородный паша! – отвечал доктор и тотчас же приказал вынести Сади из караульной комнаты.