Братья и сестры по оружию. Связные из будущего - Юрий Валин

— Да, жаль, что я вас в деле «на охоте» не видел, — сказал Макаров, без особого труда разгадывая гримаску гостьи. — Честное слово, не прощу себе, что свалился.

— Удивляете, Алексей Осипович. Приличный человек, а над дамским несчастием смеетесь. Одели бы меня поприличнее, не пришлось бы пошлые представления в неглиже разыгрывать.

— Вы, Катя, очаровательнейшая девушка. И внешне, и вообще. И форма сестры милосердия вам чудо как идет. Но я не о том. Что вы там после взрыва творили? Слухи доходят преинтереснейшие.

— Да ну, вовсе нехорошо там было. Алексей Осипович, я все забываю спросить, вы при генерале Май-Маевском не служили? Ну, там порученцем или адъютантом?

— С какой, извините, стати? — удивился подполковник. — Я, изволите видеть, давно уже из адъютантов выслужился.

— Извините, у меня ассоциации какие-то странные, — Катя поправила фартук.

В последние два дня ее действительно мучили подозрения, что она откуда-то знает о подполковнике Макарове. Что-то такое слышала. Или тот капитаном был? Впрочем, не так уж важно.

— Екатерина Григорьевна, — подполковник постучал по коробке папирос. — Это, я так понимаю, на память?

— С чего вы взяли? Мы здесь, очевидно, надолго.

Макаров вздохнул:

— Конечно, Катя. На всякий случай — успеха. Желаю искренне.

Катя глянула из-под ресниц:

— Выздоравливайте.

— Благодарю. Последний вопрос. Катя, что-то изменится?

— Еще бы. Всегда что-то меняется. Но никогда не меняется необратимо. Всего хорошего, Алексей Осипович.

Рыцари-конвоиры покуривали у распахнутого окна, вежливо и едко обсуждали какой-то бой под Лозовой, в котором посчастливилось участвовать троим из четверых присутствующих. Кажется, обсуждение того сражения занимало все свободное время конвоиров. Упертые ребята, но сдержанные.

Прот сидел в кровати с донельзя измученным видом. Рука на перевязи, рожица капризная. Вита кормила его с ложечки, мальчик страдальчески глотал наваристый супчик.

— Вот еще новости, — сказала Катя. — Совсем расслабился? Может, соску дать?

— Для тайности, — сумрачно прочавкал мальчик. — Сами велели.

— Это ты от Виты конспирируешься? Она тебе «уточку» уже подносила? — жестокосердечно поинтересовалась Катя.

Прот поперхнулся, вытащил руку из перевязи и забрал миску.

— А мне не важко было, — сказала Витка.

Прот выздоравливал со страшной быстротой. Вчера вечером Кате пришлось хамски выставить врача. К мальчику и так имелось слишком много вопросов. Только под предлогом тяжелейшей травмы и глубокого психического потрясения еще удавалось от посетителей отбиваться. Если узнают, что перелом за два дня сросся, придется от любопытствующих отстреливаться.

— Когда, Екатерина Григорьевна? — спросил Прот, облизывая ложку.

— Да сегодня. Чего тянуть? Тем более оказия подворачивается. Ты в порядке?

— Здоров, насколько мне, убогому, позволено. — Прот вздохнул. — А мне так хорошо никогда не было. Кровать чистая, кормят с ложечки.

— Ага, часовые охраняют, — Витка налила молока. — Тикать потребно. И сроки прошли. Не дождутся ведь наши. А, Катерина Еорьевна?

— Мы немножко наверстаем. — Катя глотнула молока. — Надеюсь, парни нас дождутся. Рванем сегодня по холодку. Сувениры только заберем и шмотки. Прот, ты бы к подполковнику зашел. Повисни на Вите и добреди, шатаясь. Поправь ему маленько руку, если не сложно.

Мальчик и Вита переглянулись.

— Да не спала я с ним! — разозлилась Катя. — Что у вас за мысли пошлые? От горшка два вершка, а туда же. Если западло, так не ходи. Подполковник нам как-никак помог. Если и «стучал» кому, то вполсилы.

— Да что вы, Екатерина Григорьевна, ругаетесь. Мне все равно погулять нужно. Вита, ты меня поддержишь?

…Катя ухмыльнулась им вслед. Ожил великий провидец. Нравится ему нежная девичья опека. Ну-ну. А ночь между тем веселенькая предстоит. Удрать из-под надзора и выдернуть мальчишку из госпиталя — это только полдела. Нужно еще сквозь оцепление на вокзале пробраться. С чекистами без свидетелей наконец удалось переговорить. Ксива, так предусмотрительно спрятанная в обивке дивана и вовремя извлеченная, свое дело сделала. Конечно, полностью не поверили, но Прот исключительно соблазнительной добычей товарищам видится. ЧК про мальчика почти ничего не знает, одни слухи. И вдруг удача сама в руки идет. Через несколько часов траурный поезд с гробом вождя революции под охраной «Красного путиловца» уходит на Москву. Второй бронепоезд — «Боец революции», сегодня торжественно переименованный в «Борца за свободу товарища Троцкого», пойдет на юг, на Одессу. Повезет директивы 2-й армии и специальных представителей «Всероссийского переговорного комитета». Местечко и для контрабандных пассажиров найдется. Даже и отсутствующую часть «Группы Особого отдела отдельного полка им. Парижских коммунаров» согласны захватить по пути. Полк, когда-то насчитывавший аж сто тридцать человек, разгромлен еще весной, и проверить в пути подлинность «группы Особого отдела» у чекистов возможности не будет. До Одессы проверку отложат. Эх, Одесса, жемчужина у моря. Отправить ребят за кордон, а там и домой можно.

— Молодцы, ребята! За Советскую власть всем беднякам биться надо! И «красные дьяволята» — хорошая кличка, лишь бы не белые.

П. Бляхин. «Красные дьяволята»

Молодая Россия вся вошла с нами в огонь. Необычайна, светла и прекрасна была в огне эта юная Россия. Такой никогда и не было, как та, под боевыми знаменами, с детьми-добровольцами, пронесшаяся в атаках и крови сияющим видением.

А. В. Туркул. «Дроздовцы в огне»

— Напрасно ждем. Даже если у Нее получится, Она дальше пойдет, возвращаться не станет. Что мы Ей? Ботва отрубленная.

Когда Герман злился, лицо у него становилось острым, как клюв молотка каменщика. Даже интересно, так нормальный парень, умный, толковый, и нате — брюзга остроносая. Психует. Ждет командиршу как архангела небесного, надеется отчаянно и притом бормочет склочно, разве что открытым матом Катерину не поминает. Одно слово — интеллигенция. И сам себе в жизни не признается, а уж другие и не суйтесь.

— Не заводись, — мирно сказал Пашка. — Придет. Не она, так ребята. Они-то уж точно про нас не забудут. Такой интерес имеют, что не захочешь — вернешься.

«Интерес» после вчерашнего закопали под осиной. Место паршивое: копнешь — в ямке вода мигом собирается. Ну, золоту ничего не сделается. Зато здесь спокойнее. Болото в двух шагах, с другой стороны бурелом лагерь прикрывает. Разве что специально кто искать станет.

— Они нас не найдут, — мрачно и уверенно сказал Герман. — Они же дети, без нее сюда вообще не доберутся. А мы еще и перепрятались.