Сложенный веер - Сильва Плэт

Запыхавшийся Прайди сваливает свою ношу у самого трапа.

— Удивляюсь я этим хортуланцам, — озираясь вокруг, говорит он, — у них императора сперли, а они как дети, честное слово.

— А меня это скорее пугает, — Синт тянет Элли за руку, заставляя подняться. — Кателла, видишь вход в корабль? Отведи туда свою маму. И сама сиди тихо и не высовывайся.

Девочка согласно кивает и просовывает свою ладошку в судорожно стиснутую клешню, в которую превратились сейчас точеные, изящные пальцы Элли.

— Пойдем, мама, — уговаривает она. — Все будет хорошо. Там, — показывает она на темный люк корабля, — нам помогут.

Элли неожиданно проявляет сговорчивость (кажется, будто она понимает обращенные к ней слова) и покорно идет за дочерью.

— И нам пора, — Прайди вытаскивает кинжал.

— Это обязательно? — Синт знает, что обязательно. Сейчас он сам себе отвратителен.

— Ты представь. Если он оклемается, им достаточно просто затащить его в корабль и вывести на орбиту. Короткая ментальная атака — и нам конец. У тебя есть гарантии, что дилайняне сильнее, чем хортуланцы?

— Понятия не имею, — признается Синт. Он присаживается на колени рядом с телом, которое несколько часов назад еще было императором Хортуланы, и бросает через плечо:

— Холли, иди на корабль.

Ноль реакции. Полшажка в сторону трапа. Безжизненные глаза, не отрываясь, смотрят на группу из трех человек, двое из которых решают судьбу третьего. Уже решили.

— Синт, лучше не надо…

Хорт не говорит, он шипит эти слова сквозь прерывистое дыхание. Прайди презрительно усмехается:

— О, он еще что-то соображает? Ничего, сейчас ты сдохнешь, тварь, сейчас я получу полное и окончательное удовлетворение. По всем пунктам. Даров Аккалабата ему подавай в наложники. Деток развел, тренера пригласил… гнида.

Хорт словно не слышит. Глаза его устремлены на Синта. Он весь сосредоточен на одной мысли:

— Синт, оставьте меня здесь и улетайте. Мы не будем гнаться за вами. Я не позволю. Скажу, что сам тебя отпустил.

— Ты не отпустил бы, — слова-пустышки, никчемные слова, обвинения, которые предатель бросает тому, кого предал. Так бывает всегда.

— Вам нельзя меня убивать.

Кинжал перерезает артерию.

— Вот и все. Будут спрашивать — вали все на меня, — Прайди с чувством выполненного долга отряхивает колени. — Нехорошо заставлять дилайнян ждать. Холли, ты долго собираешься там топтаться?

Он не понимает. А я уже понял. В тот момент, когда сердце Хорта перестало биться. Я слишком долго жил здесь, чтобы не заметить, как неуловимо изменилось что-то в воздухе, вокруг нас, как Холли недоуменно, словно проснувшись, встряхнул головой, поглядел, увидел…

Наверное, я и раньше это понимал, с самого начала, просто обманывал себя, не хотел верить… Даже в полубессознательном состоянии Хорт довел нас до самого космодрома, оберегая, не давая никому к нам приблизиться. Это не маленькая Кателла, а он все время, пока мы летели, посылал ментальный приказ не трогать, не убивать, не препятствовать.

Глупый, преданный, искренний император… спасал своего любовника до самого конца, наплевав на свои обязанности, на свою оскорбленную гордость. Давал мне уйти. А я-то, дурак, еще удивился, почему Холли не задавал никаких вопросов… почему на отца, висевшего полутрупом на Прайди, смотрел безразличным взглядом. И Кателла… «Я думаю, что у меня получится». Ничего бы у тебя не получилось, девочка, если бы не отец. Он мог приказать нам вернуться, мог приказать нам голову расшибить в джунглях…

Рука у Прайди тяжелая, и оплеуха звенит чувствительно.

— Отомри, Синт, Чахи тебе в глотку! Мне, что, вас обоих тащить силком? Тебя и недоноска этого?

— Я никуда не пойду.

Голос у Холли звонкий, а взгляд решительный. Тонкие руки переплетены вокруг шеи Хорта. Прайди уже вытащил кинжал, и кровь вытекает свободно. Холли пытается зажать рану пальцами, шепчет что-то отчаянное. Бесполезно.

— Холли, он уже мертв. Мама на корабле. Пойдем с нами.

Это бессмысленная попытка. Но я ее сделаю. Хотя я знаю, что он не пойдет. Теперь, когда Хорт не приказывает ему идти с нами.

— Убирайся. Уходите оба. Предатели.

Прайд снова вынимает кинжал, только что отправленный в ножны, приближается кошачьей походкой. Лезвие у кинжала темное, узкие зрачки профессионального убийцы смотрят в одну точку на затылке Холли. Синт отчаянно шепчет:

— Холли, это для твоего же блага.

— Да? Да? Конечно! Все — для моего же блага. Неро. Отец. Все, кто мне дорог, убивают друг друга для моего блага. Оставьте меня в покое.

Синт закрывает глаза. Прайд уже подошел, и видеть то, что сейчас произойдет, не хочется. Однако вместо звука падающего тела он слышит тяжелый вздох — так вздыхают только очень старые, ничего не ждущие от жизни люди. Открыв глаза, он видит, что Прайд сидит перед Холли на корточках, держит его за плечи и увещевает:

— Холли, я учил тебя. Я передал тебе все, что я знаю, не для того, чтобы ты сгнил в этой дыре. На Аккалабате ты будешь среди своих…

— Мне не нужно вашего Аккалабата. Ты не понимаешь: я родился и вырос здесь. Здесь моя родина. Отец, мама… все было хорошо, все были счастливы. Я не хотел идти с вами с самого начала. Но папа приказывал, и я не мог сопротивляться. А теперь, когда вы убили его, я свободен. И я не полечу.

— Холли!

Холли с негодованием отталкивает протянутую Прайдом руку.

— Убийца. Я никуда не полечу с предателем и убийцей моего отца.

— Здесь все может для тебя плохо кончиться, Холли. Ты считаешь Хортулану родиной, но у местных может быть другое мнение. Теперь, когда за твоей спиной нет императора Хорта…

— Ничего не хочу слушать. Убирайтесь!

— Мы не полетим без тебя.

Синт не понимает, откуда у Прайда взялось это упорство. А Прайд впервые за три года пребывания на Хортулане смотрит на своего «самого безмозглого и раскоординированного в мире» ученика другими глазами. Теперь он знает, что произошло два месяца назад в тренировочном зале, когда император в очередной раз застал их с Неро за нарушением всех и всяческих запретов и ударил ментальной волной, после которой мальчишка уже не поднялся.

Раньше Прайд помнил только тот взрыв ярости и сумасшедшего бешенства, в котором тонул, теряя сознание, тщетно пытаясь выкарабкаться, хватая ртом воздух. И еще успел он заметить, как эмоциональный смерч, посланный императором Хортом с одной только целью — убить, уничтожить, раздавить ослушников, натолкнулся на слабую, но ощутимую преграду, как отступило давление, давая возможность отползти в сторону, спрятаться за стойку с оружием, трястись там, завывая, в луже собственной рвоты, звать Неро, лежащего плашмя под ворохом черных перьев…