Сложенный веер - Сильва Плэт

Черные дни, наступившие после, стерли все остальные воспоминания. Сейчас же Прайди, подбираясь со спины к капризному мальчишке и намечая точку удара, с необычайной четкостью увидел его напряженную шею, пригнутые, как от сильного ветра, плечи — только не здесь, а там — в тренировочном зале — и, как наяву, услышал:

— Стой! Папа, что же ты делаешь?!!

— Холли, отойди. Это для твоего же блага.

Фраза Синта сработала, как спусковой крючок на ловушках, которые Прайд расставлял в запутанных коридорах королевского дворца Дар-Аккала и извилистых переулках Хаяроса. Это для твоего же блага. Холли был там тогда, в тренировочном зале, и пытался их с Неро спасти. Отвергнутый, оскорбленный, он все равно вступился за них, сделал все, что мог, другое дело, что против ментальной атаки отца ему не хватило силенок. Но он пытался, и даже неумело выставленного им барьера оказалось достаточно Прайду, чтобы выжить. Неро был слишком открыт, слишком эмоционально восприимчив, как потом объяснил Синт. Император не хотел его убивать.

Он просто не рассчитывал на такую чувствительность. Как потом объяснил Синт. Лорд-канцлерский сынок, вечно оправдывающий своего теперь уже дохлого императора.

Прайд сделал глубокий вдох. Самый глубокий вдох в своей жизни. Такой, что аж голова закружилась. Нет, малыш, теперь, когда Неро нет, я о тебе позабочусь. Не оставлю тебя здесь, с этими… Он близко-близко подошел к Холли, крепко взял его голову руками и повернул к себе. Не отрываясь, глядя в глаза, отчеканил:

— Мы. Без. Тебя. Не. Полетим.

— Не полетите? — глаза Холли превратились в узенькие щелочки, губы смеялись. — Так я вас заставлю.

Следующее, что Прайд помнил, это удаляющийся в окне космодром Хортуланы, на котором скорчилась над телом отца маленькая фигурка в темном ораде… А к ней бегут со всех концов космодрома другие фигуры — угрожающие и беспощадные.

* * *

— Холли казнили на следующий день. Безболезненно. Один укол в вену. Он не мучался. Никто не хотел слишком сильно расстраивать нового императора. И так у него, потерявшего в одночасье всех близких, были большие проблемы с блутеном. Синт, Прайд и Элли, разумеется, благополучно добрались до Аккалабата. Первый со временем стал лорд-канцлером, что сталось с другими — мне неизвестно.

Кателлу они «забыли» на корабле при высадке. Дилайняне не возражали — сдали девочку в первый попавшийся приют на Рипарии. Кто-то из них, за кого моя семья всегда возносила безымянные молитвы, сообщил потом императору Хорту, где находится его сестра. Женившись и обзаведясь потомством, которое давало блутен как заведенное, Хорт счел свое положение достаточно стабильным, чтобы навестить единственное имевшееся у него в наличии родное существо. Бабушка согласилась на встречу с ним при условии официального признания родства — со всеми внешними атрибутами. Ты знаешь, насколько это важно на Хортулане. Маме тогда было около трех лет, и ей сразу же сделали татуировки. То же самое случилось со мной — твой отец выполнил завещание твоего прадеда, хотя и не понял в нем ни слова.

— Во мне течет кровь аккалабов? Забавно, — Хорт двумя пальцами разглаживает волосики маленького существа, свернувшегося комочком у него на коленях.

— Хорт, ты его перекормишь.

— Да брось ты. Много — не мало. Он вон какой слабенький.

Хорт бережно перекладывает малыша от одной блутеновой трубки к другой, а освободившуюся подключает к клапану блутеносборников.

— Учти, ты не сможешь его трансформировать.

— Кателла, ты с ума сошла? Или ты извращенка? Он же младенец.

— Кое-кто тоже так говорил.

Когда ментальные волны двух членов императорской семьи Хортуланы сшибаются в центре небольшого пространства, кажется, что закипает воздух. Кателла сдавленно охает, опускается на колени. Хорт морщится, кажется, ему тоже больно, но не отпускает.

— Хорт, хватит, пожалуйста, — молит Кателла.

— Не смей… никогда… слышишь? — император задыхается от гнева.

— Прости. Я не буду, — выдыхает Кателла, и он ослабляет ментальный натиск.

Малыш, прижатый к его телу, жалобно вспискивает.

— Ну, тихо-тихо, все, я больше не буду… — воркует Хорт уже совсем другим голосом. — Кателла, не делай так больше, правда. Видишь, он нас испугался. Не бойся, малыш, мы больше не будем.

От тепла и нежности, которые сейчас источает император Хортуланы, может растаять вечная мерзлота. Кателла недоверчиво качает головой, но предпочитает молчать. Быть старшей представительницей императорского дома не значит быть сильнейшей. Одной демонстрации ей более чем достаточно. Пусть Хорт делает что хочет. Она предупредила.

Медео Дар-Эсиль

— Эй, ты, постой! Да погоди ж ты, скорбящий отец, потерявший свое семейство!

Медео останавливается не от повелительной интонации в голосе. И не от того, что золоченые когти хватаются за орад. Он это… царственное беспозвоночное может прихлопнуть одним ударом. Однако замирает на месте как вкопанный от непредставимого, через край хлещущего хамства. Так себя не ведут. Тем более венценосные особы. Медео брезгливо тянет за край орада, стряхивая скрюченную лапку императора Хортуланы, отходит на два шага к стене, отвешивает поклон, спрашивает ледяным, как смерть, голосом:

— Чему обязан, Ваше Императорское Величество?

— Скажи этому вашему, как его, лорд-канцлеру, а лучше даже фельдмаршалу, или как вы там его называете, — голос хортуланца сочится презрением, и больше всего на свете Медео хочется сейчас врезать ему между глаз. Но нельзя. Венценосная мразь. К тому же он нашел тело Эрлы.

— …Я оставляю вам два крейсера на орбите. Этого достаточно, чтобы вас больше никто не трогал. Расплатитесь умбренскими цацками, когда будет возможность. Ты меня понял?

Медео ни в зуб ногой в международной политике, но привычка подслушивать сохранилась у него с детства. Вчера на закрытом совещании военных и дипломатических представителей Конфедерации в малом тронном зале Хаяроса решался вопрос о том, как в дальнейшем оградить сектор от посягательств ситийцев. Говорили много, но без особого толку.

Всплыл на поверхность вопрос с верийскими крейсерами, непонятно каким образом оказавшимися в секторе и принимавшими участие в восстановлении Дилайнской монархии.

Однако любые попытки конфедератов полностью закрыть зону для военных кораблей натыкались на лучезарно-беззаботную улыбку короля Тона, обрядившегося по сему случаю в свой десантный комбинезон и трижды произнесшего с экрана большого телекоммуникатора, одиозно смотревшегося в малом покое среди знамен и потемневших от сырости гобеленов, свое категорическое «Нет».

Убрать верийскую станцию, защищающую внешнюю орбиту Дилайны — нет, допустить на нее наблюдателей от Звездного совета — нет и еще раз нет, позволить конфедератам прикрыть хотя бы автоматическим спутником внутреннюю границу пространственного перехода (на внешней теперь должны были неусыпно бдеть не одна, а три станции слежения) — нет-нет-нет. И не надейтесь. Король Тон выражался не как медиевальный монарх, а как лейтенант спецназа. Только некоторые короткие и выразительные слова заменял на витиеватое «клянусь разноцветными дюнами Хуны».