Благородный дом. Роман о Гонконге - Джеймс Клавелл

Он расплылся в ещё более широкой улыбке.

Такси кружило по жилому району, где тянулись один за другим большие многоквартирные дома без садиков, стоявшие на небольших, отвоеванных у склона холма участках земли. Все окна в машине были открыты, но все равно Суслев изнывал от жары и духоты. Он вытер скатившуюся по щеке струйку, все тело было липким от пота.

«Под душ бы сейчас, — мечтал он, отдаваясь своим мыслям. — Под грузинскую водичку, прохладную, пресную, а не эту соленую мерзость, что течет по трубам в Гонконге. На dachu бы под Тифлисом, вот было бы здорово! Да, снова оказаться на dache с отцом и матерью, поплавать в речке, что протекает через наш участок, и чтобы в воде остужалось великолепное грузинское вино, а рядом виднелись горы. Если рай существует — он там. Горы, пастбища, виноградники, уборка урожая и такой чистый воздух».

Он фыркнул, вспомнив легенду о своем прошлом, рассказанную Травкину.

«Паразит этакий! Ещё один глупец, ещё один инструмент, который нужно использовать и выбросить, когда придет в негодность».

Его отец был коммунистом с самых первых дней, сначала служил в ЧК, потом, со времени его основания в 1917 году, в КГБ. Теперь ему далеко за семьдесят, и он, такой же высокий, с прямой спиной, живет, как князь в старые времена, на заслуженной пенсии в окружении слуг, лошадей и телохранителей. Суслев был уверен, что со временем эта же dacha, эта же земля и эти же почести перейдут по наследству ему. Потом их унаследует его сын, пока ещё зеленый юнец, если служба в КГБ у него пойдет так же превосходно. Сам же он своей работой это заслужил, послужной список у него очень впечатляющий, а ведь ему всего пятьдесят два.

«Да, — уверенно говорил он себе, — через тринадцать лет мне на пенсию. Ещё тринадцать великих лет мне вести это наступление, никогда не ослабляя усилий, что бы ни предпринимал противник.

А кто же противник, настоящий противник?

Все, кто нам не повинуются, все, кто отказываются признавать наше превосходство — превосходство нас, русских, в первую очередь». И он громко расхохотался.

Водитель, усталый мрачноватый китаец, бросил на него быстрый взгляд в зеркало заднего вида и снова стал смотреть на дорогу, надеясь, что пассажир достаточно пьян, чтобы не разобрать сумму на счетчике и отстегнуть солидные чаевые. Он остановил машину по названному ему адресу — Роуз-Корт на Коутуолл-роуд.

Это был современный четырнадцатиэтажный жилой дом. На три этажа вниз уходил подземный гараж, здание окружала небольшая бетонная дорожка, а ниже, за невысоким бетонным ограждением, тянулась Синклер-роуд с Синклер-тауэрс и другими многоквартирными домами, гнездившимися на склоне холма, — районом элитного жилья. Вид отсюда открывался великолепный, и квартиры располагались ниже облаков, которые нередко окутывали верхние отроги Пика, так что стены не отсыревали, на белье не появлялась плесень, и все не казалось постоянно влажным.

На счетчике было восемь долларов семьдесят центов. Суслев долго пялился на пачку банкнот, вручил водителю сотню вместо десяти и с трудом выбрался из машины. Какая-то китаянка нетерпеливо обмахивалась веером. Нетвердой походкой он направился к переговорному устройству. Женщина попросила водителя подождать своего мужа и с отвращением посмотрела вслед Суслеву.

Ноги не слушались русского. Найдя нужную кнопку — «Эрнест Клинкер, эсквайр. Управляющий», — он нажал её.

— Да?

— Эрни, это я, Грегор, — проговорил он заплетающимся языком и рыгнул. — Ты дома?

— Ни в коем разе! — ответили ему на кокни[211]. — Конечно я дома, кореш! Опаздываешь! Голос такой, будто уже все бары обошел! Есть пиво, есть водка, и мы с Мейбл рады тебя видеть!

Суслев прошел к лифту и нажал на кнопку «вниз». На самом нижнем уровне он вышел в открытый гараж и направился в самый дальний угол. Дверь в квартиру уже была распахнута, и маленький румяный задира, переваливший за шестьдесят, протягивал ему руку.

— Задери тебя комар, — ухмыльнулся Клинкер, показывая дешевые вставные зубы, — да ты чуть под градусом, а?

Суслев заключил его в медвежьи объятия. Клинкер тоже обнял гостя, и они прошли в квартиру.

В ней были две крохотные спальни, гостиная, кухня и ванная. Комнаты обставлены скромно, но мило, а из единственного настоящего предмета роскоши — небольшого магнитофона — раздавались звуки оперной арии.

— Пива или водки?

Суслев расплылся в улыбке и снова рыгнул.

— Сначала отлить, потом водки, потом… потом ещё, а потом… потом спать. — Страшно рыгая и покачиваясь, он направился в туалет.

— Вот это правильно, капитан, дружище! Эй, Мейбл, поприветствуй капитана!

Сонный старый бульдог, лежавший на обгрызенном коврике, на мгновение открыл один глаз, гавкнул и, засопев, почти тут же заснул снова. Просиявший Клинкер подошел к столу и налил рюмку неразбавленной водки и стакан воды. Без льда. Выпив немного «гиннеса», он крикнул:

— Ты надолго, Грегор?

— Только на ночь, tovarich. Может, зайду ещё завтра вечером. Завтра… завтра мне нужно назад на корабль. Но завтра вечером… может быть, э?

— А что же Джинни? Опять вытурила тебя?..

В ничем не примечательном фургоне, припаркованном неподалеку на дороге, этот разговор слушали через динамик Роджер Кросс, Брайан Квок и полицейский радиоинженер. Фургон был напичкан оборудованием для прослушивания, и качество «жучка» было отличным, если не считать небольших статических помех. Они слышали, как Клинкер фыркнул и повторил:

— Она тебя вытурила, да?

— Мы весь вечер «джиг-джиг», и она… она говорит: «Отправляйся к Эрни и дай мне… дай мне поспать!»

— Везет тебе, негодник. Она просто принцесса, эта штучка. Приводи её завтра.

— Да… да, я… приведу. Да, лучше её просто нет.

Слышно было, как Суслев выливает ведро воды в туалете и возвращается.

— Держи, старина!

— Спасибо. — Что-то жадно выпито. — Я… думаю… думаю, что прилягу на… прилягу. На пару минут…

— На несколько часов, ты хочешь сказать! Не волнуйся, завтрак я приготовлю. Держи, давай ещё по одной…

Полицейские в фургоне внимательно вслушивались. Кросс приказал установить «жучок» в квартире Клинкера два года назад. Время от времени, всякий раз, когда Суслев появлялся здесь, устройство проверяли. Суслев, за которым всегда велось открытое наблюдение, познакомился с Клинкером в баре. Оба когда-то служили на подводных лодках, и между ними завязалась дружба. Клинкер пригласил Суслева к себе, и тот время от времени заходил. Кросс немедленно приказал «прокачать» Клинкера, но ничего неблагоприятного обнаружено не было. Клинкер двадцать лет служил матросом на Королевском военно-морском флоте. После войны плавал на английских торговых судах, заходил в порты всей Азии, в том числе и в Гонконг, где и обосновался после выхода на пенсию. Спокойный и покладистый, он жил один и уже пять лет служил в Роуз-Корт сторожем-дворником. Они с Суслевым подходили друг другу: много пили, гуляли и травили байки. Их болтовню можно было слушать часами, но ничего ценного извлечь из неё не представлялось возможным.