Барабаны осени - Диана Гэблдон

— медленно скользили по моему лицу. — А я могу то же самое сделать с тобой.

— Можешь… Но я верю, что не станешь.

Улыбнувшись, он поцеловал меня, очень нежно и ласково. Мы стояли, едва касаясь друг друга одними губами и ловя чужое дыхание.

«Да, — словно говорили мы безмолвно. — Да, я все еще здесь».

Хотя бы соломинка легла через пропасть между нами. Я поняла, что имел в виду Джейми, однако так и не смогла объяснить ему, что ребенок в утробе матери всегда связывает тело и душу воедино.

Наконец я отстранилась и заглянула ему в глаза.

— Брианна очень сильная. Совсем как ты.

— Как я? — фыркнул он. — Тогда ей остается лишь уповать на милость Господа.

Он медленно пошел вдоль изгороди. Я последовала за ним.

— Этот мужчина, о котором она рассказывала… Роджер. Он ее не бросит? — спросил вдруг Джейми.

Я медленно выдохнула, не знала, что ответить. С Роджером я общалась всего ничего. Он мне нравился, даже очень. Молодой историк произвел впечатление весьма достойного человека — но я не могла даже смутно представить, что он подумает, сделает, скажет, узнав, что Брианну изнасиловали. И еще хуже, — что она беременна от насильника.

Не каждый мужчина может справиться с подобной ситуацией; за годы врачебной практики я не раз видела, как вроде бы крепкие семьи рушились из-за сущих мелочей. А те, что все-таки уцелели, были отравлены ядом недоверия. Я невольно накрыла ладонью карман, где лежало золотое кольцо. «Ф. — К. С любовью. Навеки».

— А ты бы остался? — спросила я в итоге. — Если бы это случилось со мной?

Джейми открыл было рот, но тут же его захлопнул и пытливо уставился мне в лицо.

— Я хотел бы ответить «да, конечно!», — медленно произнес он. — Но я обещал быть с тобой честным…

— Обещал, — отозвалась я, чувствуя на сердце камень вины. Как я могу требовать честности, когда сама не до конца откровенна? Ведь он тоже брал с меня клятву.

Джейми стукнул кулаком по изгороди.

— Ifrinn![64] Да, черт возьми, я бы остался. Ты все равно моя, даже если ребенок не от меня. И раз ты… да, я остался бы, — твердо повторил он. — Я принял бы тебя с чужим ребенком, а весь остальной мир пусть катится к чертям.

— И ни разу бы не пожалел? — не сдавалась я. — Никогда бы не подумал лишнего, ложась со мной в постель? Не искал бы в ребенке чужие черты? Ни в чем меня не упрекнул? И между нами все было бы по-прежнему?

Джейми все порывался перебить меня. И вдруг изменился в лице.

— Господи боже… Ты говоришь не обо мне. О Фрэнке!

Я кивнула, и он встряхнул меня за плечи.

— Что он с тобой сделал? Что?! Скажи, Клэр!

— Он тоже остался. — Голос звучал надрывно даже в моих собственных ушах. — Я умоляла его уйти, но он остался. А когда родился ребенок — когда родилась Брианна, — он ее полюбил. Джейми, он не верил, что сможет, и я тоже, но у него действительно получилось. Прости…

Джейми выдохнул и отпустил меня.

— Не жалей ни о чем, саксоночка. Никогда.

Он потер лицо, царапая ладонь отросшей щетиной.

— А ты, саксоночка? Когда он ложился в твою постель… Думала ли ты?..

Джейми внезапно замолчал, однако вопрос повис в воздухе: незаконченный и все же заданный.

— Может, это была и моя вина, — помолчав немного, призналась я. — Я не смогла тебя забыть, как видишь. Если бы смогла… возможно, все вышло бы по-другому.

Слова рвались на волю, будто вода из прорванной плотины.

— Было бы проще, если бы меня изнасиловали. Ему ведь сперва так и сказали — врачи, — что меня похитили и все это время держали в плену, поэтому я немного тронулась умом. А я продолжала твердить правду. Спустя какое-то время он мне поверил… по крайней мере, отчасти. И для него это было хуже всего — знать, что мой ребенок не просто от другого… а от мужчины, которого я любила. А я не могла солгать. Просто не могла. — Голос мой становился все тише. — Фрэнк… он был лучше меня. Он сумел забыть о прошлом — по крайней мере, ради Бри. А вот ради меня…

Захлебнувшись словами, я замолчала.

Джейми долго смотрел на меня.

— То есть ты двадцать лет прожила с мужчиной, который так и не простил тебе проступка, в котором не было твоей вины? Ведь это я тебя заставил… Ох, саксоночка, что же я наделал…

Полувздох-полувсхлип вырвался у меня из груди.

— Ты сказал, что можешь вырвать мне сердце одним словом… так вот, ты чертовски прав!

— Прости, — прошептал он, хватая меня и тесно прижимая к себе.

— За то, что я тебя любила? Не извиняйся, — пробормотала я, уткнувшись носом ему в рубашку. — Не смей.

Он не ответил, только щекой прильнул к моим волосам. Было тихо, я слышала, как бьется его сердце и гудит ветер в деревьях. Я замерзла, слезы стыли на щеках.

Наконец я выпуталась из его объятий и отступила.

— Лучше бы нам вернуться. Уже совсем поздно.

— Да, наверное.

Я приняла протянутую руку, и мы молча свернули к краю обрыва над ручьем. Зима близилась, на скалах уже блестел серебряный иней, однако ручей замерзать не спешил. Его журчание заполняло тишину, которая казалась уже не столь напряженной.

— Что ж, — сказал Джейми, когда мы миновали загон для свиней, — надеюсь, Роджер Уэйкфилд окажется лучше нас двоих — меня и Фрэнка. А если нет, я на нем живого места не оставлю, — подмигнул он.

Неожиданно для самой себя я рассмеялась.

— Уверена, это поможет делу.

Джейми фыркнул. Достигнув подножья холма, мы молча повернули к дому. У самых дверей я остановилась.

— Джейми… Ты веришь, что я тебя люблю?

Он долго глядел на меня, прежде чем ответить. Луна высветила его лицо, углубив все черты, словно их высекли из камня.

— Ну, саксоночка… Если ты решила сказать, что не любишь — знай, ты выбрала не лучшее время.

Я слабо хихикнула.

— Нет, вовсе нет. Но… — Горло сдавило, и я поспешно сглотнула. — Я… я ведь не часто об этом говорю. Может, потому, что так воспитана. Я росла с дядей, а он хоть и заботился обо мне… Я понятия не имею, как ведут себя женатые люди…

Джейми вдруг легонько коснулся моих губ.

— В общем… Если я не говорю о своих чувствах — откуда ты о них знаешь?

— Я знаю о твоей любви, потому что ты здесь, со мной, саксоночка. Ты ведь на это намекаешь? Что он отправился вслед за