На руинах Империи - Татьяна Николаевна Зубачева

за ним закрылась дверь, Джонатан молча хлопнул Фредди по плечу и открыл сейф за баром. Убрав туда свёртки, банку и чемоданчик, он поставил бар на место и налил себе и Фредди по полному стакану.

Они пили молча, понимая, что любые слова бессмысленны. Ожерелье Дианы. Легенда. Значит, оно всё-таки существует. Но об этом сейчас думать нельзя. Важно другое. Кто, кроме них, знает о нём? Нэтти знал. Но его можно в расчёт не брать. Кому он сказал? У кого сейчас копии, и знают ли их владельцы о подлиннике?

– Не подавимся, Джонни?

Джонатан усмехнулся.

– Ты знаешь подходящее горло?

– Желающих много.

– Слишком много, Фредди. Враг врага уже почти друг.

– Риск слишком велик.

– Кто бы спорил. Ларри многое знает. Я думаю, от нас он скрывать не будет. Давай подумаем об остальном. Нам предназначались камень и банка. Кстати, её не разобрали.

– Успеется, Джонни. Это всё может лежать. Сутки, даже неделя ничего не изменят. Нэтти доехал до нас? Где и когда он исчез, Джонни?

– Подумаю. Это сложно. С Пауком надо играть осторожно.

– Нэтти расплатился с Пауком и стал ему не нужен, так?

– Да, Фредди, Пауку не нужен знающий о его делах. Нэтти загнали в капкан, и он бросился к нам. Паук знал о наших счётах и подставил Нэтти. Каким был другой вариант, если Нэтти выбрал нас? И всё вёз с собой.

– Из людей Нэтти никого не осталось.

– Точно?

– Можно проверить. Их очень аккуратно подставили, многих убрал он сам, а кое-кого сдали русским. И они пошли под расстрел как военные преступники, – Фредди покачал стакан, слушая плеск жидкости. – Если бы Нэтти взяли русские с золотым свёртком…

– Мародёрство? Да, это пуля на месте.

– Коронки, Джонни.

– Да. Но могли начать мотать.

– Сейчас, но не тогда. Воронки ещё дымятся, на капитуляции чернила не просохли, да ещё заваруха…

– Да, трупы всех цветов. И причину смерти никто не определяет. Золотое, – Джонатан усмехнулся нечаянно получившемуся каламбуру, – золотое время.

– Джонни, Паук возьмётся за нас. Нэтти не должен до нас добраться. Это надо сделать. Если мы хотим жить. Я не говорю: хорошо жить, Джонни. Просто жить.

– Ты прав. Что он ехал к нам, знали многие. Кто знает, что доехал? Займёмся этим. Всё остальное постольку поскольку.

– Ларри?

– С ним порядок, Фредди. Огород его не перетрудит. А потом что-нибудь придумаем. Скажем, – Джонатан усмехнулся, – скажем, какое-нибудь ремесло. Сегодня он окупил все затраты и пошла чистая прибыль.

– Играть надо наверняка, Джонни, – ответно улыбнулся Фредди и встал. – Ну, пора.

– Пора, – решительно кивнул Джонатан. – Надо выспаться.

Эркин вернулся к костру после очередного обхода и сел на свёрнутое одеяло. А безо всего спать уже холодно. И днём без рубашки как-то не по себе. Значит, всё. Ещё неделя, и большой перегон. Каждую ночь на новом месте, заново всё ставь, вари. С варевом трудно будет. Высылать одного вперёд, чтоб всё готовил… Нет, одному со стадом не управиться. Фредди, конечно, мастер, стадом вертит, как хочет, но… но лучше без него. Полдня со стадом был, а к Шефу теперь не подойти. Так и крутит рогами, скотина этакая, и в живот целит. Две лепёшки ему скормил, обчесал и огладил всего, чуть ли не в нос целовал, пока успокоил. И остальные… как не в себе. Что-то было здесь, пока они в душе полоскались. И что за горячку с душем устроили? Срочно, да ещё на ночь чтоб… Ладно, у белых свои причуды, о всех думать, так на свои дела головы не хватит. Так если что, то как решили. Были при стаде. Белому цветного подставить ничего не стоит.

Эркин покосился на спящего Андрея. Можно бы и самому лечь, да тревожно что-то. Большой перегон, расчёт и всё. Домой. Считал, считал, много выходит. Можно будет из одежды что прикупить. Рубашек, скажем, две. Эти совсем сносились, шьёшь – под иглой ползёт. Хорошо, Женя настояла, чтобы он тёмную дома оставил, а то бы и переодеться не во что по возвращении будет. И Жене бы с Алисой привезти чего. Андрей вон обмолвился, что отец приносил домой… подарки, да, и ещё он сказал: гостинцы. Подарки – это вещи, а гостинцы – съестное, сладости. Знать бы ещё, что купить. Покупать-то с оглядкой надо. Чтоб вопросов ни у кого не было. На глазах же всё время.

Он встал, развернул одеяло, разулся и лёг. После полуночи Андрей к стаду сходит. Вроде, спокойно лежат. Но что-то без них тут было. Странные бычки какие-то. И Джонатан с Фредди… вроде, как обычно, но что-то не то. Непонятно что. Ладно, ну их всех… Беляк – он всегда беляк. Расу потеряет, в недоказанные угодит и то… топорщится, выставляет себя. Ему на них на всех… думать ещё, сон отбивать из-за них… А хорошо вымыться. Давно так не мылся. С освобождения. Когда уходил, так же отскрёбся и всё чистое надел…в Паласах были хорошие души, с напором. В имении так, струйки. И здесь хорошо. Этот… Стеф своё дело знает. Вроде, ничего мужик, понял, что обратного хода в белые ему нет, и приспособился. Но трудяга. И напор у него что надо. Эркин потянулся, улыбаясь, и свернулся, натянув одеяло. Так дальше пойдёт, в куртке спать придётся. А сапоги если снимать, то портянки на ногах оставлять, а то холодает уже. Как в имении, вымоешься и грязное надеваешь, вот и спишь опять, в чём ходишь. Ох, только начни вспоминать, и пойдёт…

…Вечер. Только закончили с дойкой. Дежурит Грегори, и удалось отхлебнуть молока, не так сосёт под ложечкой.

– Давай быстрей! – подгоняет его Зибо. – Опять не успеем.

Он торопливо моет пол, пока Зибо ополаскивает вёдра и развешивает тряпки, которыми они перед дойкой обтирают коровам вымя. Если им чего сейчас не придумают, они успеют сбегать в душ. Правда, тогда без жратвы точно останутся. Никто им их пайку не прибережёт. Но пока Грегори не закончит подсчитывать и записывать удой, им из скотной без его слова ни ногой. А сволочь белая, опять с перепоя и в цифрах путается. Считает вслух и бидон из галлона вычитает. Опять до полуночи продержит их на ногах. Ни в кухню, ни в душ, ни в закуток спать, никуда им нельзя, пока надзиратель здесь.

– Угрюмый!

Он вздрагивает и замирает в глупой надежде, что обойдётся.

– Пойди сюда! Ну!

Он входит в молочную и останавливается в трёх шагах от стола, где Грегори ожесточённо курит над затрёпанными удойными книгами.

– От Рыжухи сколько молока было?

А хрен