Рассказы (фанатские переводы) - Джим Батчер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я подняла глаза наверх и увидела очень добрую женщину с тёмными волосами, чьё имя никак не могла вспомнить. Когда я с ней жила, я была очень маленькой. Она напевала что-то себе под нос и готовила печенье или что-то похожее, и она отвлеклась, чтобы улыбнуться мне и сказать, что я хорошая девочка.
Вошёл её муж, он что-то говорил тревожным голосом. Она уронила ложку, торопливо отодвинула миску, в которой что-то мешала, и взяла меня на руки.
В этот момент вошли вампиры. Не совсем человеческие силуэты в чёрных накидках, плащах и тряпье. Они вопили нечеловеческими голосами, пока в прыжке рассекали воздух, и я слышала выстрел за мгновение до того, как муж доброй женщины закричал, и воздух наполнился запахом металла, а добрая женщина закричала и прижала меня к себе.
— Я знаю, — громко и решительно сказала я. — За мной пришла Красная Коллегия. Они убили мою приёмную семью. Это было ужасно.
Кухня внезапно исчезла, и я стояла, наполовину согнувшись, упираясь руками в колени и тяжело дыша. Свет моего телефона показал мне армию лаковых туфель.
Я подняла наверх гневный взгляд и сказала:
— В тот день со мной ничего не случилось. Пострадали другие. Поищите что-нибудь получше.
Лицо-В-Полоску долгую секунду смотрела на меня, а потом сказала:
— Эту семью ты тоже потеряешь. Ты всегда их теряешь.
Мне стало труднее дышать. Мои мысли побежали так быстро, что я никак не могла удержать их в узде.
Нет.
Нет, нет. У меня начался приступ.
Лицо-В-Полосочку приблизилась ко мне, с какой-то жадностью подавшись вперёд своим телом:
— Твой отец хочет как лучше. Но он умрёт. Ты видела его шрамы. Однажды ему не повезёт или он совершит ошибку и умрёт. Ты останешься одна.
Мне стало тесно в груди. Я не могла дышать. Я слышала, как изо рта у меня вырывались эти дурацкие звуки, как у маленьких деток, и всё в моих глазах расплылось от слёз. Казалось, кто-то стучит по моему сердцу молотком, бом, бом, бом.
— Карпентеры могли погибнуть точно так же, как твоя первая семья. Ужасно. Заливаясь криком. Из-за тебя.
— Хватит, — пыталась сказать я; я слышала только звуки, похожие на: — Гык, гык, гык.
Вселёныш прильнул ко мне. Я почувствовала, как другие дети кладут свои руки мне на плечи; их пальцы не сгибались, были просто неправильными.
— Твоя мать погибла из-за тебя, — сказал вселёныш, не меняя тона. — Твой отец умрёт из-за тебя.
Я упала на колени. Лицо-В-Полосочку опустилась следом.
— Ты маленькое самовлюблённое чудовище, — сказала она. — Все те хорошие люди погибли из-за тебя. Просто похорони себя в какой-нибудь дыре. Так для них будет лучше.
В темноте и в холоде, когда ты устал, боишься и не можешь ни говорить, ни дышать и окружён страшилами, такие слова кажутся правдой. А если это была правда, то спорить не оставалось ни одной причины. Просто лечь и позволить монстрам завладеть тобой. В какую-то секунду мне хотелось так и поступить. Я хотела просто лечь и не двигаться. Слова были похожи на правду.
Правда были. Они звучали, словно это правда. Я чувствовала, что это правда.
Но чувства ничего ещё не значили.
Честно говоря, у чувств и у правды общего немного.
Монстры убили мою приёмную семью. Это правда.
Моя мать погибла, когда спасала меня. Это правда.
Но все те люди погибли, потому что монстры пришли и убили их. И только поэтому.
Монстры намного хуже, чем те, что сейчас окружили меня. Взрослые монстры. Монстры, которых я пережила.
Я заставила себя дышать, когда остальные начали говорить. Они все говорили мне ужасные вещи.
И тогда меня осенило: Книга была права.
Дюжина этих существ, и они посмели выбрать самого маленького ребёнка с самым страшным прошлым, которого только нашли. Они и не пытались трясти моего папу или даже какого-нибудь взрослого неженку. Они не пытались съесть Мыша. Они пришли за самым маленьким, самым уязвимым человеком поблизости.
Потому что им было страшно.
И если они боялись, это, возможно, значило, что они сами не могли никого пугать.
— Знаете, как мне кажется? — вдруг спросила я очень чётко.
Вселёныши умолкли, ошеломлённые, когда я посмотрела на Лицо-В-Полосочку. Её чёрные глаза уставились в мои, её рот остался открыт на середине предложения.
Я прищурилась, глядя на неё:
— Мне кажется, сейчас страшной могу быть я.
И потом я выключила телефон, чтобы мы остались в полной темноте — и я запрокинула голову и засмеялась над ними.
Я никогда так не смеялась. Не то чтобы я заливалась хохотом, но в этом звуке была какая-то яростная, львиная, лучистая радость. В нём не было злости, но я дала им понять, что меня не тронули их чёрные глаза и плохие сны. Мой голос не гремел, но смех, отражаясь от чёрных каменных стен, звенел так же ясно и чётко, как колокол.
И вселёныши закричали.
Их крики были не совсем страдальческими. У каждого была своя нота, один совершенно чистый не сбивающийся тон. Ни одна из нот не совпала с остальными — это была одна ужасная каша из звуков, будто свист паровоза в мультиках, но без радостных, мелодичных ноток в нём. Эта какофония напоминала звуки телевизора, когда Молли или Гарри входили в комнату — похожий на вопли, монотонный шум.
А потом все они разом умолкли — и осталось только моё хихиканье.
— Хи-хи-хи, — услышала я свой голос. — Ха-а-а-а. Глупые страшилы.
Я снова включила фонарик. Дети лежали на полу в изумлении. Они были моими ровесниками — более или менее — и один за другим стали садиться. Их глаза уже не были чёрными. Это были просто глаза.
Вселёныши пропали.
Остались только мы, дети.
— Что случилось? — спросил мальчик.
— Ай, — сказала Лицо-В-Полосочку и стала шмыгать носом, — мои глаза.
— Э… — сказала я; я продолжала светить фонариком им в глаза, чтобы они не могли рассмотреть моё лицо, и решила, что проще, наверное, будет сказать детскую версию правды. — Утечка газа.[97] Пошли. Надо выбираться. Тут очень опасно.
Пришлось ещё немного повешать им лапшу на уши, но в итоге я смогла вывести детей наружу. Они все были в замешательстве. Мыш ждал на том самом месте, где он остался, и теперь очень осторожно шёл рядом со мной, медленно и сосредоточенно, чтобы не сбить с ног растерянных детей.
Один мальчик сообразил сразу же пойти к охране и попросить о помощи, а мы с Мышем отправились другой дорогой. Я поняла, что улыбаюсь. Возможно, я