Сочинения в трех томах. Том 3 - Майн Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Стало быть, и к Мичельдину. Почему же мы в таком случае не встретились с ним, когда ехали сюда? — изумлялся сэр Ричард.
— Это объясняется очень просто, полковник, — сказал Роб. — Весь лес изрезан боковыми тропинками, причем некоторые из них короче большой дороги. Должно быть, такою тропинкою он и ехал.
— Может быть. Но через Дрейбрук и Мичельдин дорога идет, насколько мне известно, только на Глостер. Неужели этот разбойничий атаман не боится идти в область, занятую нами? — недоумевал Уольвейн.
— Он может миновать ее, — возразил сержант. — Возле Эбенхолла путь разветвляется: один идет в Глостер, а другой — в Уэстбери, где Руперт найдет своих.
— Да?.. Ну, хорошо, увидим, — проговорил Уольвейн и прибавил: — Поезжайте вперед, сержант, и ведите нас по следам врага. Дай Бог, чтобы мы настигли его хоть при переправе через одну из рек!
Глава ХХХII
БОЙ СРЕДИ ПАВОДКА
Между тем принц Руперт и его эскадрон уже подъезжали к переправе через Северну при Фремилоде. Ближайшая переправа при Уэстбери оказалась настолько неудобной и рискованной по своей близости к Глостеру, что пришлось направиться к другой. Это затягивало и затрудняло путь, но было безопаснее. Ленсфорду пришло в голову соображение, что можно ожидать погони со стороны полковника Уольвейна. Наверное, до него уже донеслась весть о посещении им, Ленсфордом, и принцем Рупертом Холлимида. Получив эту весть, полковник тотчас должен был подняться со своим отрядом на помощь обитателям Холлимида. Побывав же там и увидев только пожарище, зеленая конница форестерцев скачет теперь по следам багряной королевской конницы. Может быть, подумают, что Руперт переправился через разлившуюся Северну при Кэстбери, и захотят сделать то же самое. Но это будет их погибелью: вода в том месте так глубока, стремительность ее так велика, что сунувшиеся в нее сгоряча лошади не в силах будут с ней бороться.
Принц Руперт хотя и послушался доводов Ленсфорда, но с очень тяжелым сердцем решился следовать к другой переправе. Ему хотелось как можно скорее достичь Берклея, где он мог бы укрыться со своими пленниками, а главное — с пленницами. Он тоже был вполне уверен, что за ним погонится полковник Уольвейн, чтобы отбить у него лакомую добычу. К чести этого развращенного немецкого принца нужно сказать, что он далеко не страдал трусостью; напротив, он был одним из храбрейших среди роялистов. Но голова его отяжелела после чересчур усердного возлияния Бахусу за ужином, и ему очень хотелось хорошенько выспаться, вместо того чтобы скакать ночью сломя голову по горам и оврагам, лесам и перелескам, переправляться через разбушевавшиеся реки и ждать встречи с полудикими форестерцами. Все это вовсе не улыбалось принцу, и он сильно нервничал.
Но вот добрались наконец до переправы при Фремилоде, находившейся милях в двух выше уэстберийской. Поскольку переправа должна была занять много времени, принц распорядился оставить на берегу арьергард настолько сильный, чтобы в случае надобности он мог отбить преследователей. Для этого приходилось оставить треть всего отряда. В той трети, которая следовала непосредственно за вождями, находились и холлимидские пленники. Все они, не исключая дам, были закутаны в длинные военные плащи с опущенными на лица капюшонами; это было сделано, чтобы скрыть их от взоров возможных встречных в пути. Пленники сидели на лошадях, которыми сами и управляли, но были так сжаты по сторонам конвоирами, что у них не могло явиться и мысли о побеге.
Начальство над арьергардом было поручено Реджинальду Тревору. Поместившись среди деревьев, спускавшихся с горных высот до самой реки, Тревор мог видеть приближение неприятеля с тыла, не будучи сам им замечен, и это предоставляло ему некоторое преимущество. Он должен был задерживать преследование до последней возможности, а с ним самим и его отрядом будь что будет, лишь бы была достигнута главная цель — благополучная переправа принца и Ленсфорда с пленниками. В случае же отсутствия погони арьергард мог переправляться сам по сигналу со стороны авангарда, когда тот очутится уже в безопасности на противоположном берегу.
Никто из офицеров принца Руперта не был так приспособлен для охраны переправы, как Реджинальд Тревор. Он отлично знал местность, примыкавшую к его родовым владениям, и отличался выдающимся мужеством и стойкостью. Но несчастье принца заключалось в том, что он не знал того, что творится в душе и сердце этого офицера.
А сердце Реджинальда Тревора было очень неспокойно с самого отъезда из Бристоля. Капитан знал, куда и зачем едет принц, и это страшно мучило его. Не менее мучила его и необходимость рекомендовать этого принца той самой девушке, которую он сам, Реджинальд, не переставал любить и которую Руперт намеревался превратить лишь в игрушку своей мимолетной прихоти. Теперь же вдобавок на него была возложена и обязанность помогать высокородному повесе вести эту девушку туда, где она могла лишиться чести и всех надежд своей молодой, цветущей жизни.
Раньше совсем опустившийся в среде роялистов, которая была школой всяческого разврата, Реджинальд в последнее время словно переродился или, вернее, возродился, сделавшись снова таким же чистым, каким был во дни своего юношества в родительском доме. И это чудо совершила любовь к чистой девушке. Неужели же он мог равнодушно присутствовать при позоре этой девушки и даже быть участником и пособником в нанесении ей этого позора?
Стоя на своем посту и следя за переправою авангарда через разлив, он мучился непримиримым противоречием чувств. В нем спорили две обязанности — обязанность честного человека и долг службы, и ему было невыносимо тяжело при таком внутреннем разладе.
Наконец, повинуясь голосу совести, превозмогшему голос службы, он выдвинул свой отряд прямо на берег, вне всякого прикрытия, и отдал приказ держаться на месте и не открывать стрельбу, пока он не скомандует. Потом медленно поехал один назад по только что пройденной дороге и шагах в пятидесяти от места стоянки отряда остановился. Этот маневр показался солдатам
