Егерь. Последний билет в рай. Котенок - Александр Быченин

– Салага, как слышишь, прием.

– На связи, товарищ лейтенант.

– Обстановка?

– В норме. Абориген затерялся в джунглях, в пределах прямой видимости другие крупные организмы отсутствуют.

Ага, еще одного удара по башке можно не опасаться. Ну и ладушки, продолжим лечение…

Повторная процедура возымела еще более благотворное действие – если у Петровича на шерсти где и остался пищеварительный фермент, то в столь малых количествах, что кот его не чувствовал. Зато отлично чувствовал липнущую к коже шерсть и вообще выглядел… как мокрый кот, ага. И из ненавистной среды вылетел со скоростью реактивного снаряда, едва я ему позволил. К тому же не рванул на берег, как бы поступил на его месте кто-нибудь более вменяемый, а взлетел мне на плечи, без стеснения пустив в ход когти. Едва куртку не разодрал, шельмец. Кое-как пристроился, вцепившись в наплечники и дэй-пак, и принялся увлеченно отфыркиваться, что, учитывая его близость к моим ушам, хорошего настроения мне не прибавило. Впрочем, сгонять я его не стал, дабы не усугубить ситуацию, а сначала выбрался на узкую песчаную полосу. Здесь страдальцу уже ничего не светило, и он добровольно спрыгнул с моего загривка, приземлившись хоть и на все четыре лапы, но… как-то неуверенно.

– Петрович?

– Мря-ак!..

– С тобой все в порядке?

Блин, прямо как в «высокоинтеллектуальном» летнем блокбастере заговорил! Это примерно как у человека, которого сначала подстрелили, затем взорвали, а потом еще до кучи сбросили этажа этак с десятого поинтересоваться: «Ты как?» Ясен перец, как! Примерно в этом же ключе и Петрович «высказался». Но я иронию напарника оставил без внимания: данные телеметрии, поступающей с ППМ в баллистический комп, очень настораживали. Судя по симптоматике, кот подвергся серьезному токсическому воздействию, только сам еще этого не понял. Пока еще так, цветочки: общая слабость, недомогание, повышающаяся с каждым мгновением температура… Сейчас еще в глазах темнеть начнет… М-мать!..

Петрович вдруг чуть ли не в такт моим мыслям мучительно закашлялся и рухнул на подогнувшиеся лапы. Мозг вновь захлестнула волна паники, но на этот раз я был готов и успел загородиться «ментальным блоком» – то есть попросту представил, что никакой паники нет, а есть назойливый, но очень слабый звон на периферии сознания. Чаще всего метод работал, да и сейчас не подвел. И пусть со стороны кажется, что я бесчувственный чурбан, но ясность мыслей и четкость действий важнее. Ситуация, кстати, стандартная, то бишь предусмотренная программой обучения и неоднократно обкатанная на практике: при поступлении в организм веществ таких-то групп использовать такой-то антидот, в такой-то дозировке, в такой-то последовательности. А тут все донельзя банально: токсин растительного происхождения вкупе с кислотным поражением кожных покровов. Всего-то и нужно, что активировать сорванную с пояса кибераптечку, ткнуть нужный сенсор, запустив соответствующий «тревожный» протокол, да прижать завибрировавшую коробочку к кошачьему пузу – там шерсть не такая плотная. Правда, сначала пришлось завалить напарника на бок, чему тот уже и не сопротивлялся. А дальше дело пошло веселее: кибердок помигал разноцветными диодами, выщелкнул из одного торца таблетку датчика-диагноста, который я тут же пришлепнул Петровичу на левую заднюю лапу (изнутри, опять же из соображений удобства доступа к телу), и благополучно вырубился. Кот последовал его примеру, избавив себя от страданий, а меня от назойливого звона в мозгах. Что ж, все, что мог, я на данный момент сделал. Теперь хочешь не хочешь, а придется перебираться на катер – там есть специализированный медицинский модуль, он всяко мощнее компактного кибердока. Вот только светить транспорт перед аборигенами не хочется. Гилберт не дурак, да и чувство ответственности ему не чуждо, так что вряд ли он далеко смылся. Скорее всего, сидит сейчас в зарослях на том берегу, да за нами наблюдает. Не будем его лишний раз нервировать. А сержант Юрик и с пятачка у аборигенского бивака нас подобрать сможет.

Взяв Петровича на руки (нехилое такое дитятко – под десять кэгэ!), я медленно побрел вдоль кромки воды к потайной тропке. Лодку, доставшуюся мне в качестве трофея (вместе с островом, хе-хе), трогать не стал – не вандал какой, а цивилизованный диверсант.

– Салага?

– На связи.

– Не маячь в виду «пятерки». Заберешь нас, но позже. Точка сбора по маяку, держись пониже.

– Вас понял, товарищ лейтенант.

Ну вот, почти порядок. Экстренное медикаментозное вмешательство помогло: судя по телеметрии, прямо здесь и сейчас кот загибаться не собирался, хоть и дышал прерывисто, с всхрипами. Температура, само собой, стабильно высокая, но это нормально. Выкарабкается. А у меня и помимо заботы о напарнике дела есть. Да хотя бы стоянку осмотреть повнимательнее, уж больно бегство Гилберта подозрительно. Я и с подключенным усилителем не сразу реп-шнур рву, а он собственным кадыком… Терминатор хренов.

По знакомому маршруту до бивака добрался относительно быстро, хоть и держался настороже. С момента моего предыдущего посещения тут ничего не изменилось, так что я, пристроив дрыхнущего Петровича под навесом, принялся чуть ли не обнюхивать стоянку. Не всю, понятное дело, а то место, где сидел пленник. К своему разочарованию, слизистых луж, подозрительных растений, плюющихся кислотой, или, тем паче, специально обученных боевых грызунов не обнаружил. Но клочья реп-шнура и одноразовых наручников, валявшиеся тут же немым укором, расслабиться не давали. Осмотр дранины принес неожиданный результат: следов режущего воздействия не было, но и растянутыми до превышения предела прочности ни синтетические волокна, ни полоски пластика не выглядели. Скорее, на них чем-то едким плеснули. Причем в достаточно малой концентрации. Такое ощущение, что веревка за короткое время (сколько мы базарили? минут двадцать, не больше) превратилась в труху. И не вся, как можно было предположить, а лишь в некоторых местах. Судя по конфигурации клочьев, как раз в тех, где с кожей Гилберта соприкасалась. На пластике следы аналогичные. Это что же получается, он сам токсичный? В смысле, способен выделять из кожи нечто едкое? Тот же пищеварительный фермент? Не, бредятина… Где желудок, и где кожа! Если только рыгнуть желудочным соком… Но я бы, блин, заметил!!!

Дальнейший осмотр стоянки ничего нового не принес, и я с легкой душой вызвал Салагу. Он, видимо, был где-то поблизости, потому что уже через полминуты над полянкой завис катер и гостеприимно распахнул боковой люк. Аккуратно загрузив Петровича в ближайшее кресло, я забрался в салон сам, захлопнул дверцу и дал отмашку пилоту. И лишь достаточно удалившись от «гостеприимного» острова, разгерметизировал броню. Юрик к нашим заморочкам отнесся с пониманием, лишь уточнил курс, удовлетворившись неопределенным кивком в сторону открытого моря. А мне и впрямь было все равно, главное, перед туземцами не палиться. И под удар не подставляться. А предоставленный самому себе Салага пошел по пути наименьшего сопротивления: угнал катер за десяток километров от ближайшей суши и посадил его на дно, воспользовавшись мультисредными свойствами нашего транспорта. Глубины здесь были смешными, да еще и удобная песчаная банка подвернулась, поэтому возражать я не стал. В кабине тепло, светло и уютно. И тихо: Петрович в отрубе, сержант Юрик сам по себе молчун. Можно работать, короче. Только сначала о напарнике позабочусь. Это, вообще-то, правило номер один из универсального кодекса Егерей.