Восемь Драконов и Серебряная Змея - Yevhen Chepurnyy

Грозно взревев, огромный кидань вновь воздел булаву к небу, угрожая своему противнику очередным всесокрушающим ударом сверху. Бай Шицзин, тяжело дыша, быстрым движением утер пот со лба, и метнулся навстречу оружной руке врага, намереваясь проскользнуть мимо удара, и попутно уколоть противника в подмышку. Старейшина совсем не ожидал, что киданьский воин прервет его бросок точным пинком, рискуя потерять равновесие. Измотанный бессонной ночью и тяжелым боем, Бай Шицзин не успел ни уклониться, ни защититься; тяжелый бронированный сапог врезался ему в грудь, бросив мужчину на землю под хруст сломанных ребер. Хватая воздух окровавленными губами, старейшина попытался в последнем усилии дотянуться до врага наконечником булавы, целя под латную юбку, но кидань легким, небрежным пинком отбросил в сторону оружие Бай Шицзина. Булава-метеор вновь взметнулась ввысь, и тяжело опустилась. Голова незадачливого блюстителя законов вмялась внутрь под ударом квадратного бойка, расплескавшим кровь и мозги старейшины по земле и скальным стенам.

Мечники Чжо Буфаня встретили успех своего соратника радостными криками, и с удвоенным пылом насели на нищих. Те сопротивлялись из последних сил, но подоспевший броненосный кидань закончил бой в несколько быстрых мгновений: как следует разогнавшись, он вломился в строй противника, не обращая внимания на удары палок и шестов, и, одного за другим, сокрушил с десяток воинов Клана Нищих, тратя на каждого по удару. Младшие секты И-цзы-хуэй и их мечи довершили дело.

Ляоский гигант безразлично отстранил Чжо Буфаня, вопящего нечто радостное и лезущего обниматься, и взобрался на повозку, едва не заставив хлипкое деревянное сооружение развалиться. Отбросив в сторону прикрывающий вход полог, он протиснулся внутрь, приблизившись к неподвижно лежащей на одной из скамеек фигуре. Стальная перчатка ухватила скрывающее человека одеяло, и рванула его в сторону. Другая рука гиганта метнулась к горлу лежащего, но только для того, чтобы разочарованно остановиться.

— Золотая цикада сбрасывает чешую, — обозленно прорычал кидань. — Проклятые нищие перехитрили меня. Пока я возился с этой обманкой, истинный отряд Цяо Фэна уже ушел далеко. Еще и труп мне подбросили, — он зло сплюнул прямо на лицо незнакомой старухи, бледной, морщинистой, и совершенно неподвижной.

Ожесточенно выругавшись на чужеземном языке, огромный кидань кое-как вылез из повозки, и громогласно вскричал:

— Прекратите копаться в мусоре, недоумки! С этих оборванцев вы разве что вшей да грязь возьмете! За мной! Нужно нагнать настоящий отряд, везущий Цяо Фэна!

Когда топот врагов затих вдали, стоящий в углу повозки короб — обычный деревянный ларь, из тех, что нередко вмещали скромные пожитки путешественников, — зашевелился. Его крышка сама собой открылась, и наружу выбралась А Чжу. Девушка, вынужденная согнуться за малым не вдвое, чтобы влезть в тесный ящик, болезненно кривилась, и растирала затекшие конечности. Приведя себя в порядок, она подошла к лежащей на скамье старухе, и бережно отерла ее лицо. Затем, взявшись за седые волосы у виска женщины, она осторожно потянула, снимая маску с лица Цяо Фэна.

— Твои братья пожертвовали собой, — сдавленно промолвила девушка, вытирая рукавом увлажнившиеся глаза. — Они отдали свои жизни, чтобы ты жил. И ты обязательно будешь жить, любимый, клянусь небом. Их жертва не будет напрасной.

Наклонившись к лицу Цяо Фэна, она нежно поцеловала его бледные губы. Затем, А Чжу кое-как подхватила мужа под локотки, и, кряхтя, поволокла наружу. Предстояло выпрячь лошадей из повозки, погрузить на них неподвижного и очень тяжелого мужчину, вместе с самым необходимым, и поспешить к Месту Встречи Героев. Время главы Клана Нищих по-прежнему было на исходе.

Примечания

[1] «Местность смерти» — выражение, введенное в обиход Сунь У (Сунь-цзы) в его «Искусстве Войны». Местность, на которой одна из сражающихся сторон имеет неоспоримое преимущество над другой.

[2] «Золотая цикада сбрасывает чешую» — одна из «тридцати шести стратагем». Означает простое — ложную цель.

Глава 45

Описывающая сражение северного медведя и стаи волков против дракона юга

Вскоре после восхода солнца, в ворота поместья семьи Ю, запертые по раннему времени, часто и громко заколотили. Сонные слуги, вышедшие на стук, некоторое время переругивались с нежданным гостем, но все же впустили его, а точнее, ее — изможденного вида девушку, ведущую в поводу пару лошадей. Ездовые животные, утомленные лишь немногим меньше своей хозяйки, везли необычную поклажу: между их седел была закреплена попона, с уложенным на нее бессознательным человеком. Именно личность этого несчастного побудила прислужников семейства Ю сначала впустить незнакомку, а потом, по ее просьбе, разбудить одного из хозяев. Ю Цзи, младший из двух владельцев поместья, не стал тратить много времени на разговоры — обеспокоенно оглядев привезенного, и перекинувшись парой слов с его опекуншей, он быстрыми шагами двинулся обратно в дом, и вскоре вернулся, сопровождаемый двумя людьми. Один из них, пожилой мужчина с пятнами седины в короткой бородке и усах, носил белый халат и остроконечную шапку. Брови его обеспокоенно хмурились, а в руках он держал вместительный деревянный короб, из тех, что обычно носят за спиной. Вторым был Мужун Фу.

— А Чжу! — недовольно окликнул он девушку, измученно держащуюся за лошадиное седло. — Где ты пропадала? От тебя ни слуху, ни духу уже несколько недель! Ты — одна из моих доверенных служанок, как ты можешь вести себя настолько безответственно? Мне пришлось передоверять ранее порученное тебе чуть ли не случайным людям! Ты сейчас же бросишь этого… этого… — взгляд молодого мужчины остановился на лежащем, и его глаза полезли на лоб, округлившись в сильнейшем удивлении.

— Ц-цяо Фэн? — неверяще выдавил он. — Ты все это время шлялась с… Цяо Фэном? — ошеломление в его голосе понемногу сменялось гневом.

— Я — не ваша рабыня, молодой господин Мужун, — с усталым раздражением прервала его А Чжу. — Я и А Би… мы — сироты, да! Но мы — не ваша собственность! — от давящего на ее плечи утомления, она немного путалась в словах, но говорила дерзко и решительно.

— Старый господин принял меня и сестрицу А Би в свой дом, и заботился о нас, как о родных детях, — продолжала девушка. — Он пообещал, что если нам случится полюбить, то он выдаст нас замуж, как выдал бы собственных дочерей, и не станет чинить нашим свадьбам никаких препон. Работа, что мы с А Би выполняли для вас — лишь благодарность за доброту господина Мужун Бо, а не рабская повинность.