Дипломатия - Генри Киссинджер

И чтобы вопрос был правильно понят, Булганин вставил еще одно угрожающее предложение: «Мы полны решимости сокрушить агрессора силой и восстановить мир на Ближнем Востоке»[773]. Аналогичные предупреждения были направлены Ги Молле. А послание Бен-Гуриону хотя и было менее конкретным, зато еще более устрашающим, поскольку там подчеркивалось, что действия Израиля «ставят под угрозу само существование Израиля как государства»[774].

И наконец, в послании Эйзенхауэру Булганин предлагал предпринять совместную советско-американскую военную акцию, чтобы положить конец военным действиям на Ближнем Востоке. Он зашел так далеко, что намекнул на Третью мировую войну: «Если эта война не будет пресечена, то она может принести с собой опасность перерастания в Третью мировую войну»[775]. Исходящий от единственной второй страны, способной начать такого рода войну, этот намек был действительно зловещим.

Советские угрозы несли в себе небывалую браваду, которая в итоге стала отличительной чертой хрущевской дипломатии. В то самое время, когда советские войска жестоко подавляли борцов за свободу в Венгрии, Советский Союз имел наглость оплакивать судьбу неких жертв западного империализма. Только азартный характер мог позволить Хрущеву высказать угрозу развязывания Третьей мировой войны в 1956 году, когда Советский Союз был несравнимо слабее, чем Соединенные Штаты, особенно в ядерной области. Советский Союз не только не был готов к открытой схватке, но, как стало совершенно очевидно, Хрущев в таком случае был бы принужден к столь же позорному отступлению, как это на деле случилось через шесть лет в связи с Кубинским ракетным кризисом.

Эйзенхауэр с возмущением отверг предложение о совместных с Советским Союзом военных действиях и предупредил, что Соединенные Штаты выступят против любого советского одностороннего военного шага. Одновременно советское предупреждение усилило нажим Соединенных Штатов на Великобританию и Францию. 6 ноября спрос на фунт стерлингов приобрел тревожные размеры. В противоположность прежней практике Америка осталась в стороне и отказалась вмешиваться для того, чтобы успокоить рынок.

Подвергшийся нападкам в палате общин, практически лишенный поддержки в странах Содружества и полностью брошенный на произвол судьбы Соединенными Штатами, Иден капитулировал, выбросив белое полотенце. 6 ноября он согласился на прекращение огня, начиная со следующего дня. Британские и французские войска находились на месте менее 48 часов.

Британо-французская экспедиция была продумана через пень-колоду и непрофессионально осуществлена; будучи запланированной от отчаяния и лишенной четкой политической цели, она была обречена на неудачу. Соединенные Штаты никогда не поддержали бы такое непроработанное дело. И все же терзает один вопрос: должна ли была Америка отмежевываться от союзников так грубо? Действительно ли у Соединенных Штатов не было иного выбора, как поддержать британо-французскую авантюру или выступить открыто против нее? С юридической точки зрения у Соединенных Штатов не было обязательств перед Великобританией и Францией за пределами четко определенной зоны действия НАТО. Но вопрос не носил строго юридический характер. Действительно ли национальный интерес Соединенных Штатов заключался в том, чтобы в такой безжалостной форме довести до ума двух незаменимых союзников Америки, что они полностью утратили все возможности совершать самостоятельные действия?

Соединенные Штаты вовсе не были обязаны подталкивать проведение разбирательств в рамках Организации Объединенных Наций с такой чрезвычайно высокой скоростью, с какой они это проделали, или поддерживать резолюции, игнорировавшие источники провокации и целиком сконцентрированные на безотлагательных вопросах. Соединенные Штаты могли бы обратить внимание на различные аспекты международного характера, чтобы защитить работу канала, на незаконную арабскую блокаду Акабского залива или на подстрекаемые Насером террористические акции против Израиля. Более того, они могли и были обязаны увязать осуждение британских и французских действий с осуждением советских действий в Венгрии. Действуя так, словно Суэцкий вопрос носил исключительно морально-правовой характер и не имел никакой геополитической основы, Соединенные Штаты уходили от реальности, суть которой заключалась в том, что безусловная победа для Насера — исход, при котором Египет не давал абсолютно никаких гарантий в отношении функционирования канала — была также победой радикальной политики, поощряемой поставками советского оружия и поддерживаемой советскими угрозами.

Суть проблемы носила концептуальный характер. Американские руководители во время Суэцкого кризиса выдвинули три принципа, каждый из которых отражал старые истины: что обязательства Америки в отношении своих союзников определялись конкретными документами юридического характера; что обращение к силе со стороны любой нации недопустимо, за исключением случаев самозащиты в узком смысле этого слова; и самое главное, что Суэцкий кризис предоставил Америке возможность реализовать на деле свое истинное призвание, а именно: быть лидером развивающегося мира.

Первое было подчеркнуто в обращении Эйзенхауэра 31 октября, в котором он обрушил на Великобританию и Францию всю дипломатическую мощь Америки. «Не может быть мира — без соблюдения закона. И не может быть такого закона — если мы будем требовать от тех, кто противостоит нам, одного кодекса международного поведения, а другого — от наших друзей»[776]. Представление о том, что международные отношения могли быть всесторонне определены в рамках международного права, глубоко коренится в американской истории. Утверждение о том, что Америке следует вести себя как базирующемуся только на нормах морали беспристрастному арбитру поведения стран, независимо от собственного национального интереса, геополитики или союзных обязательств, является частью тоски по тем давно прошедшим временам. В реальном же мире, однако, дипломатия включает в себя, хотя бы отчасти, способность видеть различия в каждом отдельном случае и отличать друзей от врагов.

Точка зрения строгого соблюдения законности, состоящая в том, что единственным законным поводом для войны является самооборона, была выдвинута в декабре 1956 года Джоном Фостером Даллесом, который толковал статью 1 договора о создании НАТО именно как создающую подобное обязательство: «…вопрос заключался в том, что мы воспринимаем данное нападение при данных обстоятельствах как нарушающее Устав Организации Объединенных Наций и статью 1 собственно Североатлантического договора, требующую от всех договаривающихся сторон отказаться от применения силы и разрешать все свои споры мирным путем. В этом и заключается суть нашей жалобы: в том, что был нарушен договор, а не в том, что отсутствовали консультации»[777].