Стража Лопухастых островов - Владислав Крапивин

— Не знаю… Про пустые пространства очень мало достоверных сведений. Даже Всемирная Черепаха толком ничего не знает, это ведь не ее материк, а китовый…

— Ни фига себе! И я, значит, должен лезть в эту преисподнюю, — плаксиво сказал Авка.

Мукка-Вукка хмыкнула.

— Ничего ты не должен. Ты спросил, как соединить материки, я дала совет. А дальше дело твое…

Конечно, два Авки тут же сцепились между собой. Один убеждал, что переться в неизвестные глубины — предприятие глупое и смертельно опасное. И даже Звенкино лицо перед его глазами размазалось и растаяло в воздухе. Но перед глазами другого Авки не растаяло. Наоборот, сделалось еще более живым и… ожидающим. И стеклянная птичка зашевелилась в нагрудном кармане. Этот Авка боялся, наверно, не меньше того, другого, но… посопел и спросил:

— А как туда пробраться-то? Есть какой-нибудь проход?

— Есть, и не один. Самый ближний совсем недалеко отсюда. Я про него знаю от знакомой черепахи, которая долго жила на Щетинистом острове.

— Это на Буром болоте, что ли?

— Вот именно…

Бурое болото лежало у южной окраины столицы. Довольно пакостное место. Вода была коричнево-рыжая, из нее часто поднимались пузыри. Они с брызгами лопались, выбрасывая тухлый запах. Среди кочек жили рыхлые недружелюбные жабы, куцые желтые змеи "суслепки" (не ядовитые, но скользко-противные) и всякая мелкая нечисть. Особенно гадкими были большущие водяные пауки-мохнатки с волосатыми лапами. На этих лапах они бегали, не проваливаясь в воду. У мохнаток был подлый характер и привычки пиявок. Они бесшумно подбирались сзади и присасывались к ногам ртами-хоботками. Жуть… Потом на коже оставались розовые бугорки, которые долго чесались.

Островок был круглый, небольшой, шагов сто в поперечнике, с горкой посредине. На горке сердито растопыривал ветви высохший осокорь-великан. Он словно грозил издалека дюжиной корявых рук: "Только попробуйте, суньтесь…"

И все же мальчишки иногда пробирались на остров. Там густо подымался сухой тростник с удивительно прямыми и легкими стеблями. Из него получались прекрасные стрелы для луков и невесомые каркасы для воздушных змеев. Тростник стоял по берегам желтой щетиной — отсюда и название.

Прошлым летом Авка с компанией мальчишек дважды побывал на Щетинистом острове и гордился: поход в такое зловещее место — доблестное дело. И теперь Авка сказал:

— Был я там. И никакого прохода не видел. И другие не видели.

— Потому что вы собирали тростник на берегу. Никто не подходил к сухому осокорю. И уж тем более никто не забирался на него.

— А с него, что ли, видно подземную дыру?

— Не с него, а на нем… Там, у самой развилки, есть дупло. Как раз, чтобы пролезть такому, как ты, мальчику. Внутри дерево давно уже пустое, можно сказать — труба. И труба эта как раз ведет в подземные пространства…

Мукка-Вукка говорила теперь твердо, обеими ртами, и это придавало ее словам особую достоверность.

— А долго спускаться по той трубе? — опять поежился Авка.

— Слазишь — узнаешь, — ответила Мукка-Вукка. Тем же тоном, что побывавшие у баронессы мальчишки отвечали на боязливые вопросы еще не побывавших. Авке не понравилась эта ирония. Но расспрашивать он больше не стал. Из самолюбия.

— Фонарик не забудь, — посоветовала черепаха. — И оставь родителям записку. Мол, уезжаю на несколько дней в деревню, в гости к однокласснику. Потому что неизвестно, сколько времени ты проболтаешься под землей… Потом, конечно, получишь взбучку, но, по крайней мере, не будет большого беспокойства…

— Я попрошу Гуську, чтобы он сказал маме, — пробурчал Авка.

В том, что будет взбучка, Авка не сомневался. И хорошо, если только словесная… Но это все — потом. А пока ожидалось приключение.

Известно, что у всех тыквогонских мальчишек есть в организме особый орган или нерв, похожий на торчащую упругую проволочку. Зацепишь, и начинает она вибрировать, щекотать душу. Зацепить ее легче всего упоминанием о какой-нибудь тайне. А щекотание души — это желание приключений. Часто оно такое сильное, что человек забывает обо всем на свете.

По правде говоря, и Авка позабыл про многое: и про осторожность, и про возможные неприятности, и… даже про Звенку. Ему виделся теперь только сухой осокорь, с черным дуплом. Что там? И душа томилась ожиданием таинственных событий. И двое мальчишек в этой душе уже не спорили друг с другом — оба стремились на Щетинистый остров.

Впрочем, Звенка позабылась не надолго. Скоро ее лицо (ну, некрасивое же!) опять замаячило перед внутренним Авкиным взором. И когда Авка окликнул через забор Гуську, и тот быстро перелез, и они сели на крыльцо, Авка не стал ничего скрывать:

— Вот что, Гусенок… Я, кажется, совсем…

— Что?

— Ну, это… влюбился.

— В ту самую? — с пониманием сказал Гуська. — В Звенку?

— Ну, в кого же еще! Не в баронессу же… Можешь теперь презирать меня. Говорить "бзяка-влюбляка"…

— Что ты! Не буду… Я же понимаю… Я, может. сам бы в нее влюбился, если бы она была помоложе…

Оказывается, он держал в кулаке зеленого зайчонка. Звенкин подарок.

— Ведь некрасивая же… — с тихим надрывом сказал Авка.

— Да… А все равно… — Видимо, Гуська и вправду все понимал, хотя и "хлястик".

— Тогда слушай, — выдохнул Авка. И рассказал все. Про Мукку-Вукку, про китов, про неведомые подземные пространства. И про свой отчаянный план.

Гуськины глаза сделались большущими. И сырыми.

— Мукка-Вукка твоя — настоящая дура! — звонко сказал он. — Вот сгинешь там где-нибудь! Как тебя искать?

— Может быть, и не сгину…

— Ага, "может быть"… Тогда… Тогда вот что! Полезем вместе!

— С ума сошел?

— Нет не сошел!… Ну, или сошел! Все равно! Или прибей меня на месте, или я все равно не отцеплюсь! — Гуська вскочил и до подмышек подтянул свои великанские штаны с красной заплатой.

У Авки даже в глазах защипало от такой преданности. На секунду. Но он сурово сказал:

— Не выдумывай, Гусь! Я имею право рисковать только своей головой!

— А я тоже… своей…

— Сделаем вот что. Ты проводишь меня до осокоря. Потом вернешься и скажешь, что я укатил в деревню к Бастику Каталке…

— Нет! Я лучше с тобой!

— Кто из нас старший? Ты и ли я? Делай, что тебе говорят… А если не вернусь через три дня, скажешь правду. Пусть тогда ищут… Но этого не будет, я вернусь. Ты только все сделай как надо.

— Взгреют…

— За что? Ты здесь ни при чем!

— Тебя взгреют, когда вернешься.

— А! Это да!.. Ну и пусть. Лишь бы сдвинуть материки…