Животные в войнах древнего мира - Александр Нефедкин

Другую ситуацию при похожем поведении коня находим в кратком описании римского натуралиста Плиния Старшего (ок. 23–79 гг. н. э.), рассказывающего о разных интересных фактах, касающихся лошадей: «Скифы же известны славой коней у их конницы: когда был убит царек, вызванный сражаться, враг подошел, чтобы снять добычу, но погиб от ударов и укусов его коня» (Plin. Nat. hist., VIII, 156; ср.: Solin., 45,11).

Как видим, латинский автор, обобщая, заявляет, что скифские кони славились в античности, а в качестве примера он приводит случай убийства конем врага, который спешился, чтобы снять доспехи и забрать оружие у побежденного на поединке противника – хозяина коня. Плиний описывает данный случай как исключительный пример бойцовых качеств коня и его верности своему хозяину. Можно предположить, что Плиний даже сделал обобщение о славе скифских коней, конкретно базируясь на этом факте.

Скифские лошади действительно были издавна известны в античном мире. Спартанский поэт второй половины VII в. до н. э. Алкман (frg. 1, 1 ed. Page) сравнивает знакомых ему девушек с наиболее известными скаковыми лошадьми, энетскими (венетскими), ибенскими (иберийскими) и колаксайскими. Поскольку Колаксай был младшим сыном первого скифского царя Таргитая (Hdt., IV, 5), то данное животное справедливо считается скифским[119].

В общем, основной породой скифской лошади была небольшая степная, близкая по конституции казахским и монгольским коням[120]. Письменные источники отмечают в качестве специфической для жителей Северного Причерноморья невысокую породу лошадей. В частности, Страбон, обобщая, говорит: «Особенность всего скифского и сарматского народа – холостить коней ради послушания, ведь они являются небольшими, но весьма горячие и непослушные» (Strab., VU, 4, 8; ср.: VII, 3, 18). Можно отметить, что, по объяснению отечественного гипполога В.О. Витта, кастрация не только делает жеребцов смирными, но и изменяет их экстерьер[121]. Как сообщает Плиний, для езды скифы даже предпочитали кобыл (Plin. Nat. hist., VIII, 165; ср.: Arist. Hist, anim., VI, 22,151). Однако в общем на Древнем Востоке и в Греции для верховой езды использовали жеребцов[122]. Вместе с тем даже кавалеристы XIX века не могли прийти к единому мнению о том, кто более подходит по своим качествам для боевого животного, жеребцы, мерины или кобылы[123].

Кроме того, скифские лошади были известны в древности своей большой выносливостью, уступая в скорости другим благородным породам древних коней. Так, Арриан рассказывает: «…газелей там, где равнины удобны для скачки (у мисийцев и у гетов, и в Скифии), и по Иллирии преследуют на скифских и иллирийских конях, ибо они сначала не добры в скачке, и ты, возможно, будешь всячески презирать их, рассматривая в сопоставлении с конем фессалийским, либо сицилийским, либо пелопоннесским, но они, приспособленные к труду, выдерживают все. И тогда ты, возможно, узнаешь, что тот быстрый, большой и гордый конь изнемогает, а этот худой и шелудивый сперва проходит мимо первого, затем опережает его, а затем ускакивает вперед от этого животного. Выдерживает же он как раз столько, пока не изнеможет лань» (Arr. Суп., 23, 2–4). Видимо, из-за особой выносливости данной породы Оппиан Апамейский среди лучших охотничьих коней называет скифского, наряду с этрусским, сицилийским, критским, мазикским, ахейским, каппадокийским, мавританским, магнетским, эпейским, ионийским, армянским, ливийским, фракийским и эрембским (Орр. Суп., I, 170–172). Не случайно же Филипп II вел в качестве скифской добычи 20 000 кобылиц для последующей селекции конских пород (Just., IX, 2,16).

Исходя из того, что речь в пассаже Плиния шла о скифском вожде, можно полагать, что он мог иметь не ординарного, а более благородного коня. Палеозоолог В. И. Цалкин отмечал, что, судя по костным останкам, в Северном Причерноморье крупные кони были редки, а по экстерьеру последние, исходя из иконографии, напоминали ахалтекинцев[124]. Последняя порода высотой в холке 146–150 см, по мнению В.О. Витта, могла быть выведена путем улучшения качеств местной степной лошади вследствие лучшего содержания, корма, а также улучшения экстерьера путем кастрации в молодом возрасте[125]. Впрочем, Плиний, скорее, рассказывает об известности в древности не данной рослой породы, не столь распространенной у скифов, а об особой агрессивности их полудиких небольших лошадок.

Можно ли посчитать, что скифы специально обучали своих лошадей агрессивному поведению по отношению к врагам. Такое предположение, в принципе, может существовать. Однако, учитывая полудикое содержание животных в табуне и их холощение именно с целью усмирения характера, похоже, что подобное поведение было естественным, вызванным конкретными обстоятельствами боя. Ведь такое поведение животного не являлось каким-то уникальным, по крайней мере, в литературной традиции. В ирландской легенде о смерти героя Кухулина умирающего героя защищает его верный конь – Серый из Махи, да и конь его противника Лугайла также кусал врагов в бою[126].

Рис. 32. Бой римлян с германцами. Конь без всадника нападает на германского конника. Обкладки нагрудного ремня сбруи из Аосты в Италии (ок. 100 г. н. э.).

Барельеф обкладки нагрудного ремня сбруи из италийской Аосты представляет коня без всадника, который напал на падающего вражеского конника (ок. 100 г. н. э.)[127]. На краснофигурном кубке аттического мастера Ольтоса, датированном 525–500 гг. до н. э., показан юноша, на которого напали лошади[128]. Согласно «Второй книге Маккавеев» (3, 24–25), конь божественного всадника ударил копытами передних ног Гелиодора – министра Селевка IV, прибывшего в Иерусалимский храм для конфискации богатств[129]. Арабский писатель-воин Усама ибн Мункыз рассказывает о поединке мусульманина-курда и франка-крестоносца в первых годах XII в. на дороге между Джабалом и Ладикией таким образом: «Оба всадника встретились на гребне холма и бросились друг на друга. Они одновременно ударили один другого копьями, и оба упали мертвыми. Лошади продолжали бросаться друг на друга на холме, хотя оба всадника были убиты»[130]. В общем, животные продолжали делать то, что обычно делали во время боя в силу своей привычки и обучения.