Дело чести, или "Звезда Бенгалии" - Максим Афанасьев

— А что вы собирались делать потом, Бехтерев?

— Когда потом?

— После, уж не обижайтесь, но назовём вещи своими именами, кражи? Что сообщала об этом княжна Вышатова? Как вы должны были встретиться?

Бехтерев растерянно поглядел на Кромова и пожал плечами.

— То есть вы об этом даже и не думали?

— Нет.

— Надо сказать, что вам преподнесли не слишком изящно приготовленную историю. Рассказывайте дальше.

— Я вам всё рассказал. Единственное, я не смог сдержать в тайне участие, в смысле предполагаемое участие, княжны и сказал об этом её отцу, когда мы остались наедине.

— А алмаз?

— Я положил его в тайник.

— То есть вы не открывали окно в коридоре и не выкидывали алмаз наружу?

Бехтерев нахмурил лоб и потёр его рукой.

— Нет. Я не помню, чтобы я открывал окно. Я быстро положил алмаз в тайник и побежал к двери на улицу, но она оказалась закрытой. Я спрятался между створок, а потом меня нашли… Вы, по-моему, там были, Важин.

— То есть вы хотите сказать, — спросил я, — что алмаз до сих пор в доме?

— Да. Я положил его в тайное отделение в шкатулке в комнате княжны Вышатовой. Она сообщила мне, что, кроме неё, об этом никто не знает, и уверяла, что алмаз там никто не найдёт. Так оно и вышло.

Я радостно посмотрел на Кромова.

— Тогда остаётся только пойти и взять его оттуда!

Кромов поднялся со стула.

— Ну что ж. Если это так… Вы готовы показать тайник?

Бехтерев кивнул головой.

— Важин, не сочтите за труд сходить за князем и пригласить его к нам. Будет лучше, если мы все вместе осмотрим тайник.

Я вскочил и бросился в соседнюю комнату. Князь Вышатов вместе с Уваровым и Гриневским сидели за столом и пересчитывали деньги и чеки.

— Ваше превосходительство! У меня для вас великолепное известие!

— Что случилось? Говорите, я слушаю вас.

Я вкратце изложил им, что нам удалось выведать у Бехтерева, естественно, не упомянув ни слова о том, какое место в его рассказе занимала Мария Вышатова. Если князь и вынужден был рассказать нам с Кромовым об их разговоре с поручиком, это не значит, что об этом должны знать другие.

— Боже мой, господин Важин! — воскликнул князь. — Это просто… у меня нет слов. Если всё сейчас разрешится, это будет просто великолепно!

— Это был бы самый лучший выход, — серьёзно сказал Уваров, — как я уже говорил, затея с подделкой мне всё больше и больше не нравится.

— Как ваш друг умудрился разговорить его? — спросил Гриневский.

— Неважно. Главное — результат.

— Да это лучше, чем тратить деньги не пойми на что. О, прошу вас, князь, — оговорился Гриневский, — не подумайте, что я жалею денег, одолженных вам. Просто признание Бехтерева — это лучший выход.

— Прекратите, вам не в чем передо мной оправдываться, это я должен быть вам признателен. Но, господин Важин, вы уже проверили тайник, алмаз действительно там?

— Ещё нет. Кромов хочет, чтобы мы осмотрели его все вместе, и просит вас присоединиться к нам.

— Отлично, пойдёмте, господа.

Мы вышли в коридор и прошли к соседней комнате. По дороге князь чуть задержался, и тихо сказал мне на ухо:

— Благодарю за проявленный вами такт. Мне было бы очень неприятно, если бы об обвинениях в адрес мой дочери узнал бы кто-нибудь ещё.

— Я уже говорил вам: господин Кромов тактичный человек, и на меня вы тоже можете положиться.

— Теперь я вижу, что не ошибся в вас. Вы разговорили его с помощью газет?

— Да. Три сообщения подряд — этого было вполне достаточно, чтобы привести Бехтерева в чувство.

Князь чуть пожал мне руку и вошёл в комнату. Кромов поднялся ему навстречу.

— Господин Кромов, ваш друг сообщил мне новость. Я думаю, мы должны немедленно пойти и проверить, там ли украденный алмаз.

— Совершенно верно. Прошу вас, — Пётр Михайлович повернулся к злосчастному поручику и показал рукой на дверь, — ведите.

Бехтерев, как показалось, с огромным трудом поднялся с дивана и поплёлся к двери. Захар взглянул на князя, тот кивнул ему головой в сторону его пленника, давая понять, что снимать охрану ещё рано, и громила-конюх двинулся вслед за поручиком, далее следовали Кромов, князь Вышатов, мы же с Уваровым и Гриневским замыкали шествие.

— А он здорово сдал, — заметил Гриневский.

— Действие какого-то препарата. Сначала придаёт силы, а потом полный упадок, — пояснил я.

— Он сказал, где спрятал алмаз?

— В комнате княжны Вышатовой.

— А зачем он это затеял? Не понимаю, ему не хватает денег или у него совсем крыша поехала?

— Пока это всё, Гриневский. Больше ничего вам сказать не могу.

— Ха! — корнет высокомерно хмыкнул и, опередив меня на несколько шагов, зашагал впереди.

Мы подошли к двери, ведущей в одну из комнат, принадлежащих княжне, и вошли внутрь. Видимо, это была гостиная, где хозяйка устраивала приёмы. В комнате стояли фортепиано, небольшой письменный стол, шкафы с книгами и альбомами, а также несколько стульев и кресел вокруг чайного столика. Бехтерев показал рукой на секретер, справа от входа.

— Видите шкатулку, что стоит на секретере? Тайник в ней. Чтобы его открыть, надо с усилием повернуть правую заднюю ножку по часовой стрелке.

— Вы знаете об этом тайнике? — спросил Кромов князя.

— Нет. Но я не удивлен. Моя дочь имеет экстравагантные причуды и, видимо, это одна из них.

— Интересно, — сказал Гриневский, — а вы, Бехтерев, откуда вы узнали о нём?

— Сейчас это неважно, — Князь Вышатов поспешил увести разговор от опасной темы, — господин Кромов, прошу вас, откройте тайник.

Кромов взял шкатулку и переставил её на чайный столик. Мы столпились вокруг.

— Довольно тяжёлая, — произнёс он и провёл пальцами по бокам шкатулки, украшенным позолоченными узорами, — никаких швов снаружи не видно. Попробуем открыть.

Кромов взялся за ножку шкатулки и повернул её. Тут же, сбоку, с мелодичным звуком отворилась маленькая дверца, и, видимо, под действием внутренней пружины, наружу наполовину выскочил небольшой ящичек. Кромов взялся за него, полностью вытащил наружу и выложил на стол его содержимое: пару писем, записную книжку с обложкой изящно украшенной вышивкой, и несколько жемчужин, нанизанных на нитку. Алмаза в тайнике не было.

Мы посмотрели на Бехтерева. Он опустился на один из стульев, поскольку стоять в данный момент, видимо, было свыше его сил и тихо проговорил: