Длиною в жизнь - Энджи Фримен

Трейси явно что-то от него скрывала.

С того момента, когда Трейси неожиданно расплакалась у него в офисе, прошло уже два дня, в течение которых она пыталась вести себя так, словно ничего не случилось. Кевин много раз просил рассказать о тайне шлюпки, выгравированной на серебряном медальоне, но Трейси упорно не хотела об этом говорить.

Кевина пугало, с каким отчаянием и неистовством она отдается ему ночью: так, словно всерьез чего-то опасается.

Взяв в руки медальон, который он теперь хранил в ящике стола, Кевин снова занялся его изучением, стараясь хоть что-нибудь вспомнить. Повернув его тыльной стороной, он в который уже раз прочитал выгравированную там дату, но она абсолютно ничего ему не говорила — это и не его день рождения, и не день их свадьбы.

Поставив локти на стол, Кевин закрыл лицо руками и попытался вызвать из недр памяти хоть какой-то образ или воспоминание, которые могли бы хоть что-то подсказать, но тщетно. Тогда Кевин швырнул медальон в ящик и с треском захлопнул его.

— Проклятье! — выругался он сквозь зубы.

Опрокинув кресло, он вскочил и заметался по кабинету, сжимая и разжимая кулаки. Ему так хотелось снова ощутить себя нормальным человеком, но для этого требовалось вернуть память. Как жаль, что нельзя самому вернуться в собственное прошлое!

Его память каким-то таинственным образом была прочно заблокирована. Почему он никак не может вспомнить, что связано с этой шлюпкой? И почему Трейси не хочет говорить на эту тему?

Кевин взглянул на телефон, несколько мгновений колебался, а затем быстрыми шагами пересек комнату и снова сел за стол. Сняв трубку, он быстро набрал номер и принялся ждать.

— Том? Это Кевин.

Как странно разговаривать с человеком, который считал себя его близким другом, хотя сам Кевин этого отнюдь не чувствовал! Они беседовали уже несколько раз по самым разным поводам, но все эти разговоры были просто ужасны, поскольку отличались наигранной бодростью и дружелюбием.

— Рад тебя слышать, Кевин. Как поживаешь?

— Прекрасно. От амнезии пока не избавился, но врачи утверждают, что это дело времени. Как Лидия?

— Устала и измучилась оттого, что приходится целый день проводить в постели. Из-за этого она стала очень беспокойной, однако врачи уверяют, что беременность протекает нормально. А как Трейси?

— Прекрасно. Слушай, Том, я хотел тебя кое о чем спросить. Ты помнишь мой серебряный медальон на цепочке? На нем еще выгравирована парусная шлюпка.

— Конечно. Трейси заказала его мастеру у вас в Боуэне несколько лет назад. Прелестная вещица.

— Здесь на обратной стороне есть дата… — И Кевин прочел ее вслух. — Ты не знаешь, что она может означать?

— Понятия не имею. А почему ты не спросишь об этом Трейси?

Кевину захотелось сказать правду, что Трейси не хочет говорить об этом и что-то от него скрывает, но он быстро подавил искушение.

— Я так и сделаю, — солгал он.

Невольно задрожав, Трейси прикрыла за собой двери, ведущие из гостиной на террасу. Погода внезапно испортилась, стало темно и холодно, а влажный ветер врывался в открытые окна, теребя занавески и сметая со стола бумаги.

Последние два дня она неважно себя чувствовала — и причина крылась отнюдь не в физическом состоянии. Трейси просто не знала, как долго сможет носить в душе эту проклятую тяжесть, это ужасное ощущение надвигающейся катастрофы.

Я здесь, чтобы помочь Кевину, внушала она себе. Я взяла определенное обязательство и обязана его соблюдать.

Приветливое солнечное утро превратилось в мрачный полдень. Трейси взглянула на небо, покрытое темными свинцовыми облаками и ощутила глубокую печаль.

Она надела свитер и устроилась на софе. Чтобы не думать о своих проблемах, Трейси попыталась заставить себя читать, однако нить повествования упорно ускользала от ее рассеянного внимания, и тогда Трейси отшвырнула журнал, решив разобрать две последние коробки с книгами. Основную часть библиотеки они недавно разобрали вместе с Кевином. Несмотря на свое безрадостное настроение, Трейси невольно улыбнулась. Им попалось столько интересного, чтобы почитать друг другу на сон грядущий!

Разрезав ленту на коробке, она принялась доставать книги и расставлять их по полкам: справочники — на одну, путеводители — на другую, романы — на третью.

И тут Трейси неожиданно наткнулась на книгу, название которой привело ее в ярость. Эту книгу ей в свое время прислал один друг, имевший самые благие намерения, однако Трейси до сих пор ее так и не прочитала. Она отшвырнула книгу, словно взяла в руки ядовитую змею.

В небе сверкнула молния, на короткий миг осветив комнату пронзительно-ярким светом. Увидев в этом знак свыше, Трейси, дрожа всем телом, наклонилась и снова взяла книгу в руки.

«СКОРБЯЩИМ» — было написано на обложке большими буквами и, чуть ниже, шло добавление: «Если вы потеряли ребенка».

Казалось, ничто в мире не сможет унять ее боль, и вдруг какой-то глупец присылает ей эту книгу! Трейси была вне себя от ярости. Ну, что она узнает из этой книги?! Как могут помочь какие-то слова, напечатанные на бумаге? Гнев Трейси был настолько силен, что ничто не могло его утихомирить.

И вот теперь, спустя два года, ненавистная книга снова попалась ей в руки. Трейси опустилась на ковер и ее вновь захлестнуло неистовое половодье чувств. Дождь лил не переставая, и, казалось, весь мир погрузился в темноту.

Ее счастливой здоровой ненаглядной крошке не было и четырех месяцев. Они с Кевином наперебой заботились о Далси, с благоговением и восторгом наблюдая за тем, как она растет. О, этот восхитительный лепет, бесхитростные улыбки, маленькие ручки, крошечные пальчики, розовые ушки, мягкие волосики!

— Она просто чудо! — воскликнул однажды Кевин, с любовью глядя на дочь. — Я никогда не подозревал, что такое возможно…

Тогда даже и представить было нельзя того, что случилось. Ничто не предвещало беды. Далей просто не проснулась утром, умерев во сне. У медицины не было для этого объяснений, одно лишь название: «синдром внезапной детской смерти»…

Трейси не знала, сколько времени она неподвижно просидела в гостиной с книгой на коленях и безмерной болью в душе. Беззвучные слезы непрерывно текли по ее лицу.

Наконец она очнулась и машинально стала листать страницы. Кое-где имелись карандашные пометки, а угол одной из страниц был загнут. Несомненно, кто-то читал эту книгу, и этим кем-то мог быть только Кевин.

Трейси постоянно обвиняла мужа в том, что его печаль по поводу утраты их ребенка не так глубока и надрывна, как ее собственная, ведь он продолжал вести привычный образ жизни — ездил по утрам на работу, встречался с людьми, принимал решения. Возвращаясь вечером домой, Кевин молча съедал свой обед и читал газету — и при этом ни словом не упоминал о Далси, словно ее никогда и не существовало.