Мой отец Абдул-Хамид, или Исповедь дочери последнего султана Османской империи - Шадийе Османоглу

Отпуск на восьмой год нашей совместной жизни мы провели в Швейцарии, на берегу озера Леман. Мы остановились в местечке под названием Эвиан, знаменитом своими водами. Днем на теплоходе мы ездили в Лозанну или Монтре, а вечерами возвращались. Плывя на теплоходе, мы восторженно наблюдали за силуэтами ночных гор, опоясанных городками и селеньями. Это зрелище доставляло нам несказанное удовольствие. Красочные прибрежные деревушки были особенно притягательными. Порой озеро немного волновалось, и волны покачивали наш теплоход. Иногда мы проводили ночи под лунным светом: гуляли или же плавали на теплоходе. Мы могли бы вечно сидеть на палубе и наблюдать за тем, как переливается серебром освещенная лунным светом поверхность озера Леман.

Когда мы вернулись, Париж встретил нас влажной и прохладной зимой. Я заболела гриппом и долгое время провела в лихорадке. Врач посоветовал нам немедленно покинуть Париж. Мой супруг, бросив все дела, тут же распорядился о нашем скорейшем отъезде. Мы предпочли отправиться в Пер, небольшую деревушку на юго-востоке Франции. Она располагалась у бухты на склоне холма, окруженной деревьями. Наш отель назывался «Коста Белла». В изящном двухэтажном здании, окруженном соснами, каждая комната имела свой выход в сад. Я мгновенно начала выздоравливать и обрела прежние силы и прежнюю волю к жизни. Мы вернулись в Париж. Супруг тут же бросился наверстывать упущенное время и много работал.

Мы настолько привыкли к постоянной смене обстановки, к мягкому климату курортных городков, к духу путешествий, что теперь Париж в наших глазах начал утрачивать свою прежнюю прелесть. Холодному небу, вечно затянутому тучами, мы предпочитали солнечные пляжи, дождливым дням с промозглой погодой — леса и побережья, поскольку каждый из нас и оба мы вместе тянулись к покою, беззвучию и уединению. После моей болезни эти мысли только усилились. Здоровье, которое я — годами так тщательно берегла в горах и на побережьях, в одночасье было испорчено парижской погодой. Теперь мне нельзя было купаться, что я всегда так любила. Так я лишилась одной из немногих радостей в жизни.

И поэтому поездка в Порнише оказалась для меня необходимой. Сидя на берегу, с завистью смотрела я на беззаботно купавшуюся молодежь. Я очень любила теннис и хорошо в него играла. К сожалению, Решад не увлекался спортом. Он был очень тучным и мало двигался. Несмотря на то, что активный вид отдыха настоятельно рекомендовался ему врачами, он игнорировал их предписания.

На пляжах были теннисные корты. К счастью, я сумела найти себе компанию для игры. Жаль только, что играющие были совсем еще юными девушками, только учившимся теннису, и поэтому игра не приносила удовольствия. Конечно, Порнише был слишком простеньким местом по сравнению с тем, что я видела до сих пор, но там был ухоженный семейный пляж.

Хочу также рассказать о наших последних двух поездках, первая из которых была поездкой в Экс-ле-Бен и Сен-Жерве и закончилась на Монблане. Воздух в горах необычайно легкий и хорошо восстанавливает силы. Сквозь снег текут холодные как лед ручьи. Они придают воздуху особенную прохладу. На этот раз меня беспокоил ревматизм, и мне требовались сероводородные ванны. Резкий запах серы, которым обладала вырывавшаяся из-под земли вода в Сен-Жерве, буквально «прилипал» к телу человека и очень долго выветривался. Мы ездили на тот источник в специально поданных из отеля машинах, а затем на них же возвращались назад. Помимо этих поездок, единственным развлечением было общение с другими постояльцами. За три дня на Монблане мы вволю насладились видом на самый бескрайний горизонт в нашей жизни.

Второй была поездка в городок Ла-Боль: мы провели несколько дней на небольшой вилле, напоминавшей птичью клетку. Это был очередной прибрежный курорт, куда приезжали жить на виллах состоятельные люди. Климат был великолепен. У бретонских женщин есть своя национальная одежда, отличающаяся яркими цветами. В сравнении с парижанками они намного красивее и веселее!

Во время последней поездки мы навестили берега Рейна, направившись в пограничный Страсбург. Над мостом, протянутым над рекой, с одной стороны стоят немецкие солдаты, а с другой — французские. И вот так, прогуливаясь по этому самому мосту, мы внезапно узнали о том, что грянула Вторая мировая.

Жизнь резко изменилась. Началась мобилизация. Гражданские поезда тут же были перенаправлены на военные нужды. Впопыхах и с трудом достав два билета до Парижа, мы решили вернуться домой. Картина, которая развернулась перед нами на вокзале Страсбурга, была воистину печальной. Женщины, прощаясь с призванными в армию молодыми мужьями и сыновьями, рыдали навзрыд. Перед нашим купе развернулась сцена прощания молодой пары: новоиспеченный солдат уходил на фронт, оставляя свою прекрасную невесту одну. Долгое время ждали они друг друга, и вот, когда заветные обручальные кольца уже почти были надеты на пальцы, грянула война. Они расставались, так и не успев сыграть свадьбу. Да, возможно, молодой человек ступал на путь, с которого не было возврата, однако он держался стойко. В отличие от него девушка беспрестанно плакала и крепко держала своего жениха за руки, не желая с ним расставаться. Когда его поезд тронулся с места, девушка уже не могла стоять на ногах — ее поддерживали друзья. До тех пор, пока наш поезд не отправился, мы наблюдали за этой девушкой: провожая своего любимого, она не могла пошевелиться. Возможно, даже упала в обморок. Мой супруг интересовался зрелищем больше меня и выглядел потрясенным. Потому, что его сын в то время как раз служил в армии. И ему тоже следовало отправиться на фронт.

Доехав до Парижа, мы обнаружили, что общее беспокойство нарастало. Личные автомобили и такси конфисковывали теперь для военных нужд. Мы и до этого читали в газетах вести о том, что Германия готовится к войне. Впрочем, Франция не выказывала никакого беспокойства по поводу агрессивного поведения своего приграничного соседа. Народ Франции все еще думал кто о развлечениях, а кто о работе и собственном деле, и никому не было дела до судеб мира. И никто категорически не замечал надвигавшегося бедствия. Однако в тот момент, когда весть о войне запестрела в заголовках газет, людей обуял ужас; все личные средства передвижения были конфискованы, автобусы возили воинское имущество и продовольствие. У граждан не оставалось иного средства передвижения, кроме метро. Самым пугающим было то, что французы начали покидать Париж. Они старались уехать как можно дальше, укрыться в деревнях. Немецкие войска маршировали к Парижу. До нас доходили вести об отступлении французских войск от границ. Немецкие истребители начали летать над французскими территориями и даже бомбить города. Радио в предупредительном порядке извещало население о необходимости укрыться в бомбоубежищах. И только после активного вторжения с воздуха французы начали относиться к ситуации серьезно. Они открыли подвалы, вычистили их, сделали пригодными для укрытия. Кругом раздавали противогазы. Я только один раз спустилась в подвал, и то по настоянию друзей и соседей. В глубине души я сопереживала этим беднягам! Потому что все только начиналось. Война только набирала ход, и в ее неистощимом запасе еще были беды и трагические происшествия, о которых мы даже не догадывались. В следующие разы, стоило мне едва услышать предупредительный вой сирены, я бросалась на кровать и, свернувшись калачиком, уповала на судьбу.