На качелях между холмами - Михаил Самарский

— Крыса! Крыса! Меня укусила крыса! А-а-а!

После такого громогласного объявления в кладовку набежало народу больше, чем мешков. Ну и, конечно, нас обнаружили. Я не видел, как выводили Андрюху, а меня выволокли за ухо и стали пытать. Ну не в смысле, как на войне пытают, а мол, кто такие, откуда, гостиничные или пришлые? Из какого номера? Пришлось сознаться, потому что охранники пообещали милицию вызвать. Так никто нам и не поверил, что мы просто хотели совершить экскурсию. Думали, что мы забрались к ним, чтобы что-нибудь стырить. А что там тырить? Крупу и макароны? Или муку с картошкой? Странные люди. Два дня мне нельзя было удаляться от родителей более чем на три метра. Это, конечно, мама придумала. Вот так я и проходил двое суток, как бычок на веревочке. Утром мы поехали в какой-то ресторан, расположенный на левом берегу Дона. Кстати, в Ростове все по-другому, не как в Москве. Там все люди живут на правом берегу реки. А на левом у них только рестораны и кафе. Что мне там запомнилось, так это уха. И мама, и бабушка тоже иногда варят дома уху, но такую я ел тогда впервые. Вы не представляете, какая там уха. Для меня целая трагедия — слопать тарелку первого. Вечно в меня запихивают все эти борщи, супы, а тут я, конечно, родителей сразил наповал, когда попросил добавки. Скажу вам правду. Уху я съел и впрямь с удовольствием, а вот добавку попросил нарочно, чтобы удивить маму с папой. А особенно маму.

Гостью, дочку тети Гали, зовут Маша, как нашу кошку. Правда, при знакомстве девочка представилась Марией. А фамилия у нее — отпад мозгов, в смысле наикрасивейшая — Сизокрылая. Вы представляете, никогда не встречал таких красивых фамилий. Заметьте, не Сизокрылова, а именно Сизокрылая. Мария Сизокрылая. Вот бы мне такую фамилию — Михаил Сизокрылый. Страшно подумать, какая красота. Машка так смешно разговаривает. Да, вспомнил, так говорят почти все в Ростове-на-Дону. Не «город», а «хород», не «главный», а «хлавный». Ну, может быть, не совсем вначале буква «х», она вроде как и «г» звучит, но как-то по-другому. В общем, не знаю, как объяснить. Будете в Ростове, сами услышите. Вспомните потом меня. С первой же минуты знакомства я попал в немыслимо трудную ситуацию. Все думал, как бы не обидеть эту сизокрылую голубку, знакомя ее с нашей кошкой. Придумал такой ход:

— Красивое у тебя имя, — говорю. — У нас в семье всем это имя нравится. Мы даже свою любимую кошку так назвали.

Зря я волновался, она отнеслась к моим словам совершенно спокойно и попросила показать ей нашу любимицу.

— Хорошенькая, — говорит и гладит нашу Машу. А та прямо вся прогибается, мурлычет, родственницу в гостье увидела. Вот дуреха, а не кошка.

А я, глядя на гостью, неожиданно поймал себя на мысли, что, мол, ты и сама ничего. И действительно, она не похожа на остальных девочек. Белобрысая, неровно постриженная челка, придавала ее лицу какую-то… сразу и не придумаешь, какую-то особую привлекательность, что ли. Такой озорной вид, и в то же время лицо ее казалось серьезным, но невероятно добрым. В какое-то мгновение мне даже захотелось потрогать ее челку, но, конечно же, я этого не сделал — черт знает что подумает. У Марии была тоненькая шея, а справа на подбородке малюсенькая родинка. Длинные лохматые ресницы, полуоткрытый ротик, и безумного цвета глаза. Днем они были синими-синими, а к вечеру стали почему-то зелеными. На молочно-бледной руке красовался узор из красновато-коричневых царапин, оставленных, скорее всего, игривым котенком — иногда точно такие же узоры рисует на моей руке раздраженный Макар. Я не сразу заметил на ее коленке кусочек пластыря, потому что он был телесного цвета. Постеснялся спросить, что случилось. Но через некоторое время Мария сама, поглаживая ушибленную коленку, оповестила, что во время игры в «классики» подвернула ногу и упала на асфальт. Странно, в Ростове девчонки до сих пор играют в «классики»? Я об этой девчоночьей игре слышал от бабушки и мамы. Почему-то в Москве девчонки забыли эту игру. Я попросил гостью показать правила старинной забавы. Она рассмеялась и пообещала научить меня. Ростом Машка была чуть пониже меня, худенькая, легкая, даже какая-то воздушная. Мне показалось, если бы я взял ее на руки, то мог бы нести бесконечно долго. Хотелось бы попробовать. Девчонка, как оказалось впоследствии, была очень начитанной, много знала наизусть стихов и играла на аккордеоне. Она училась в музыкальной школе. Вот бы кого взять с собой в электричку, подумал я, мы бы могли заработать кучу денег. Но я не решился предложить ей такую работу, хотя в душе все-таки позавидовал ее знаниям и умению музицировать.

Сошлись мы быстро. Машка без всяких девчоночьих заскоков. У нас в школе все девчонки помешаны на всех этих марках, брендах. Что ни сумочка, то «Луи витон», что ни туфли, то «Гуччи». Страшно не люблю, когда при мне затевают все эти разговоры. Меня это так бесит. Спросите, почему? Да потому что, если бы ты сама все это заработала, тогда бы я еще понял — хочешь похвастаться, да хвастай, сколько угодно. А то мама с папой купят, а эта принцесса ведет себя так, словно она сама владеет несметными богатствами. Фу, какая гадость.

И, между прочим, у нас в параллельном классе такой пацан есть. Я его ненавижу. Вечно в нос тыкает то часами, то телефоном, то какой-нибудь дурацкой шапочкой. Дескать, у меня часы стоят больше, чем вся эта школа. Ну и носи себе на здоровье, остальным-то это зачем? Хоть бы у тебя их стырили. Хотя это не поможет. Этот богач где-то проворонил свой навороченный телефон, а на следующий день пришел с новым и, как говорят, хвастался, что новый еще круче и дороже.

Я знаю, что этот жлоб никогда никому копейки не даст. Вот он бы точно второй билет на электричку не купил, даже если бы поклялся контролеру под страхом смертной казни. Надул бы. Непременно надул бы. Я давно заметил, чем богаче человек, тем он больше трясется над каждой копейкой. Я как-то говорил с дедом на эту тему. Так он объяснил, что, мол, потому и богатые, что трясутся. Мол, они умеют беречь свои деньги. Нет, я не согласен. Мне кажется, дело тут вовсе не в бережливости. Ну, вот возьмите нашу семью. Да мы хоть все вместе затрясемся над своими деньгами, все равно самолет не купим. Есть не будем, пить не будем, в кино ходить не будем, все равно самолет не купим. Сколько я ни пытался копить деньги, ничего не получается.

Однажды, еще в пятом классе, собирал деньги чуть ли не полгода. Все до копеечки откладывал в копилку. Всякие там сдачи, находки, подарки и так далее. И что? Три тысячи четыреста рублей накопил. Что на эти деньги купишь? Ничего серьезного. Поехали мы всем классом на экскурсию в Новгород, там все и потратил. В результате на память о той экскурсии у нас на кухне висит картина с волками, а у папы с мамой в спальне стоит шикарная металлическая ваза. Да, еще я там купил подарки бабушке, дедушке и Лильке. Бабушке — иконку, деду — пепельницу, а Лильке — бусы. Вот вам и все сбережения.

Дед мой говорит, что все большие деньги растут из-под земли. Вот этого я никак не могу понять. А дед не хочет разъяснить. Говорит, вырастешь, сам поймешь. Дед вообще любит загадками говорить. Как что-нибудь сказанет, хоть стой, хоть падай. И ломаешь потом голову целый день. Впрочем, бабушка тоже не далеко ушла. Но та любит всякие присказки, поговорки, старинные словечки и все такое. Когда я лежу и ничего не делаю, бабулька говорит мне: опять баклуши бьешь? Я раньше спрашивал у нее, мол, а что такое баклуши? Она говорит, бить баклуши — это значит, ничего не делать, то есть лентяйничать. И так уверенно заявляет, что и не переубедишь. А я покопался в Интернете и нашел. Вы знаете, что такое «баклуши»? А? То-то! Мало кто знает. Так вот запишите, если не знаете. Баклуши — это такие березовые чурочки, из которых делают деревянные ложки. Ясно? А однажды, когда я еще в детский сад ходил, бабушка меня своими присказками так напугала, что я целую неделю боялся к деду подходить. Уж не помню, из-за чего, но мы с дедом о чем-то заспорили. Я ему говорю: так, а он нет, не так. Я ему говорю: так, а он нет, не так. И тут, как всегда, вмешалась бабушка.