Малышка на двоих - Ая Кучер

Девочка в беде, девочка-беда.

Двадцать, но по сути такая маленькая ещё. И взрослая. Контраст, к которому не так легко привыкнуть. Вот она раздаёт приказы, дефилирует на туфлях, ведёт себя так, словно весь город принадлежит ей.

А в следующий момент выглядит потерянной девочкой, которая не знает, куда ей двигаться. Оглядывается, хмурится. Изгибает бровки домиком, дует губы.

– Тим, подай тряпку, пожалуйста.

Кивает на старую ткань в углу, привставая на носочки. Поднялась на стул, собираясь вытирать пыль с карниза. Господи, я бы туда вообще не додумался забраться.

А она – да. Катя, которая уборку обходила стороной, сейчас активно занимала себя. И я шарил, что это не из-за желания жить в чистоте. Не потому, что мой дом ей не подходит. Девушке просто нужно отвлечься.

У меня не получается. Её, блять, опоили. Кто-то подсунул девочке, ребёнку ещё, наркотики. А я просто не обратил внимания. Друг тоже. Провтыкали, что она была тогда слишком смелой, дерзкой. Говорила всё в лицо, почти не стесняясь. И от этого кружило голову. Отчего-то хотелось верить, что рядом со мной она чувствует себя настолько хорошо, что ничего не боится.

А по факту всё совсем не так.

По факту, она была не в себе. И я ничем не помог.

Хочется найти и придушить собственными руками того, кто обидел Катю. Заставить заплатить за каждую секунду страданий. Девушка может говорить, что всё в порядке, но я уверен, что это не так.

Не остаётся даже намёка на первоначальный план. Чуток подразнить Катю, довести до грани. Не в чём-то ужасном, но чтобы поняла, что за ложь всегда приходится платить.

И плату эту взяло с нас с Тимом. Оказывается, ещё три года назад, но чек пришел только сейчас. С процентами. С чётким ощущением, что я действительно проебался тогда.

Гнали на девочку, понимали, что испугалась, пошла по самому простому пути. Соврать, что мы её опоили, изнасиловали, много другого гадкого сделали. Только ведь реально, вина на нас.

Катя никогда не была моей работой, так, дополнительная задачка, которую не обязательно было решать. Но присматривал за ней, не давал творить глупостей. Неугомонная, без тормозов. И недоглядел. В итоге Степенко был прав, стараясь выставить нас уродами.

Потому что, если смотреть в целом, именно на нас вина за всё, что тогда произошло с Катей. Дали ей сбежать, не перехватили до того, как она оказалась в баре. Ещё и оставили там, когда она на нас наорала, посылая далеко.

Хорошо этот момент помню, как рубеж. Туда или обратно. Нормально всё закончить или коту под хвост спустить.

И свои слова тоже помню:

– С днём рождения, Кать. Хорошо повеселись.

Повеселилась, блять.

Потому что я недоглядел.

Надо было на плечо забрасывать и к Степенко везти. А вместо этого оставили её. Дали эту секундную свободу, которой Катя так хотела.

– Тим, вернись, брат, - Тимофей внимание привлекает. – Пошли, перекурим. Пускай Катя пока сама справляется.

Девушка что-то бурчит себе, но скоро утихает. Можно было и на кухне покурить, но Тим специально подальше от дома отводит. Поговорить хочет, это ясно как Божий день.

– Короче, я думаю кого-то из ребят в Омск погнать. Пускай проверят там всё, поспрашивают. Напрягут ребят из органов. Должны же какие-то записи быть. Техникам я уже сказал, чтобы в другом месте копали. Тиграну говорить не нужно, что мы его работников пробили окончательно.

– Думаешь, он замешен в том, что случилось с Катей?

– Хрен его знает. Но это подозрительно, не находишь? Её бы к психологу нормальному, покопаться в прошлом. Бля, будь она моей женой, я бы уже всех нариков пересажал. За компанию с тем, кто ей подсыпал что-то.

– Тоже заметил, да? Мужик словно специально только сильнее её страхи делает. Нахера ему это? Бабки?

Потому что Тиграну будто всё равно, через что Катя прошла. Может это такой вид терапии, но он не работает.

– На Кате никакого имущества нет, Степенко помирать не собирается. То есть, не из корыстных целей.

– Не знаю. Но отвозить её Тиграну я не намерен. Слушай, по факту, Катя же сказала кое-что. Доверяет только ему.

– И? Предлагаешь Мирзоева с собой таскать?

– Нет, - раздражаюсь привычке Тима перебивать и вставлять свои пять копеек. Затягиваю, травя лёгкие дымом. – Но она сейчас полностью зависит от него. Живёт по расписанию, видится с людьми, одобренными Тиграном, верит только ему.

Мне вообще ситуация не нравится. Ощущение, что всё мутное и зыбкое. Как и то равновесие, которое в себе сохраняю. Но капля ещё, и сорвусь нахрен. Потому что с момента, как Катя за бутылку с наркотиками сказала, всё возвращаюсь к тому бару.

Раз за разом прокручиваю, как стояла под дождём, запрокидывая голову. Как злилась, орала на нас. Какой была, часто ли дышала. Каждую секунду гоняю по памяти, стараясь понять, когда именно её разум затмило.

Докуриваю третью сигарету подряд, понимая, что от рака лёгких могу слечь быстрее, чем со всем разберусь. Но никотин прочищает голову. И спокойно возвращаюсь обратно в дом, пока Тим раздаёт задачи ребятам с фирмы.

Может, пускай тряхнут немного дела Тиграна. Вдруг там есть подозрительное чтш-то. Крысятничество – копать на того, кто деньги платит. Но мой приоритет – Катя, в любых ситуациях.

– Чёрт!

Слышу, как ругается себе под нос. Становится на носочки, стараясь дотянуться максимально далеко. Пошатывается, превращаясь в сплошную тонкую грань. Только грудь и задница выделяются. И хочется провести ладонью, ощутить упругость, повторить изгибы.

Член в штанах дёргается, поддерживая идею.

Круто, Макаров, нашел о чём думать.

Всё происходит за секунду. Стул скрипит, Катя вскрикивает, а потом летит вниз. Два шага, чтобы перехватить её. Притянуть к себе, стягивая с шатающегося стула.

– Бедовая.

Улыбаюсь, когда она так близко. Малышка, с яркими глазами. И смотрит, когда касаюсь её лица. Дрожит, облизывает губы. Даже не пытается вырваться, полностью прижатая к моему телу.

Интересно, если я сейчас её поцелую, Катя ответит?

Тимур близко-близко, стук сердца отдаёт эхом в затылке. Словно по всему телу раздаются импульсы, привлекая внимание к происходящему. Подстёгивают бежать и спасаться.

Адреналин от того, что руки мужчины сжимают меня, вызывает губительный ступор. Могу лишь смотреть на него, щетину, едва различимые вкрапления светло-карего в тёмных глазах.

С лица Тимы пропадает улыбка, остаётся только серьёзность. И он касается меня. Касается. Сжимает. Я не смогу вырваться, даже если буду стараться изо всех сил.