Хрупкое сердце - Янина Логвин

идет за мной. Смотрит, как я одеваюсь, подает шарф и следом сам натягивает кроссовки и куртку.

– Тебе не обязательно меня провожать, – говорю я, понимая, что он собрался идти на улицу. – Сейчас день, и я найду дорогу. Здесь близко!

– Нет, я провожу!

Ночью было легче быть собой. Даже при свете лампы на кухне ночью было проще разговаривать, а сейчас мы молчим. Нет, не смущаемся, особенно Руслан, просто память вернула осмысленную яркость событиям, вспомнился Рыбкин, вчерашний вечер, гардеробная, и сейчас немного неловко смотреть на парня в лифте и на улице, помня, что мы с ним делали, и что он говорил.

А о чем он думает, я не знаю.

До моего дома всего пара остановок или двадцать минут пешком, но мы оба без шапок, а снега за ночь на улицах значительно прибавилось, поэтому мы едем на автобусе и вместе идем к дому.

– Может, уже пойдешь? – спрашиваю я, когда до подъезда остается каких-то десять шагов, и ясно, что со мной ничего не случится. – Я почти пришла.

– Нет еще. Я не спешу. Алиса?

– Да?

– Ты позвонишь мне?

Мы останавливаемся у ступеней подъезда и поворачиваемся друг к другу, оказываясь ближе. Поднимаем лица и встречаемся взглядами, потому что иначе расстаться не выйдет. И потому что чувства хоть и притихли под светом дня, но не остыли и не исчезли. И я хорошо вижу их в темно-черничных глазах Руслана.

– Я…

Но ответить не успеваю.

Бах!

Дверь подъезда распахивается, и из дома вылетает Ромка в одних штанах и расстегнутой на голой груди кофте. Не поздоровавшись ни со мной, ни с другом, бросается к Руслану и сразу бьет его кулаком в лицо, отбрасывая на снег.

– Сволочь! Ты последняя сволочь, Марджанов! – бросает со злостью сквозь зубы, продолжая сжимать кулаки. – Никогда тебе не прощу! Как ты мог? А еще другом назывался! Тебе что, девчонок мало? Она же моя сестра!

Брат настолько зол, что собирается снова ударить Руслана, но я ему не даю, налетев сбоку.

– Ромка, стой! Ты с ума сошел?! Прекрати!

Вцепляюсь в локоть, но брат почти с брезгливостью сбрасывает с себя мою руку, оборачиваясь.

– А ты, Алиска? Что с тобой, мозги потеряла?! Нашла, с кем связаться! Ему же всё равно, кто – ты или другая, ты-то должна знать! Какая личная жизнь? С кем, с ним?! Не смеши!

– Черт… Ты придурок, Снежный, – Руслан поднимается на ноги, отирая снегом лицо. – Всё не так.

Но снова получает от Ромки новый удар в скулу.

– Заткнись! Да пошел ты, Марджанов! Знать тебя не хочу! Я тебе доверял, а ты сделал из моей сестры очередную юбку! Ты когда свою Лейлу в компанию приводил, я на твою двоюродную даже не смотрел, хотя она сама на меня вешалась! А всё потому, что считал тебя другом. Другом, твою мать! Но больше нет! Вали отсюда, пока я тебя не убил!

Руслан снова встает, но не уходит, а я стараюсь удержать Ромку, потому что между парнями так и искрит возможной крупной дракой. Теперь и плечи Руслана набычились.

– Для меня Алиса не очередная юбка, и не игрушка, ясно?! – шипит Марджанов в ответ. – Рискни здоровьем, Снежный, и на этот раз ты получишь ответку! У меня к твоей сестре чувства!

– Чувства? Ха! – зло ржет Ромка. – Насмешил! Почему я об этом не знал два дня назад, когда ты трахал Машку в общаге у Игоря и просил вам не мешать?

– Заткнись!

– А что, не было такого, скажешь?!

– Было, – почти обреченно бросает Руслан моему брату, и смотрит на меня. – Но ты еще не была со мной, Алис…

Еще вчера я была с Владом, и за прошедшую ночь между нами многое изменилось, но не расскажешь ведь обо всем Ромке. И тем не менее признание Руслана все равно болезненным эхом отзывается в сердце.

– Алиска, я тебя ненавижу! – неожиданно выдает Ромка, заметив следы на моей шее. – Попалась, как последняя дура! Ты что, и правда с ним спала?

И почему это звучит так унизительно, что у меня бледнеют щеки?

– Не твое дело! – отрезаю холодно, поправляя шарф. – Ты сейчас первый смешиваешь меня с грязью, сообщая об этом всем соседям. Или тебе всё равно?

– Я переживал за тебя! И между прочим, не только я, но и твой придурок Рыбкин! Пока ты…

– Замолчи! Он больше не мой. Оставь Руслана в покое и идем домой, Рома, – говорю тоном старшей сестры. – Нашим родителям только слухов о вашей драке и не хватало!

– Алиса, позвони! – упрямо просит Марджанов, стоя с подбитым глазом и разбитой губой, когда я коротко смотрю на него и поворачиваюсь к подъезду.

Я знаю, он мог бы дать Ромке сдачи, но не делает этого. Зато брат сегодня демонстрирует редкий идиотизм во всей красе. И со словами:

– Размечтался! Хрен она тебе позвонит! – отбирает у меня сумочку, достает из нее телефон и, размахнувшись, зашвыривает его так далеко, что я теряю летящий гаджет из виду.

– Стой! Что ты… Совсем ополоумел, Ромка? – ловлю руку брата, но поздно. – Я же его в снегу не найду!

– Зато звонить никому не будешь! – слышу удовлетворенный ответ. – А я за тебя краснеть!

Я не знаю, остужает ли Ромку пощечина, но это первый раз в жизни, когда я бью брата. И плевать на соседей. Это больно, когда для родных людей ты, оказывается, не стоишь уважения.

Я не иду искать свой сотовый, хватит с меня унижений! Его все равно в рыхлом снегу не найти. Я отбираю у брата сумку, разворачиваюсь и ухожу домой, не разрешая себе реветь и смотреть на парней.

Когда через полчаса Ромка открывает дверь в мою комнату и торчит на пороге, а я собираюсь к родителям, приняв душ и переодевшись в платье-джерси, закрывающее шею и руки, я повторяю себе мысленно, что не хочу с ним разговаривать.

Не хочу.

– Алиса…

И все равно не сдерживаюсь:

– Дурак! Ты не имел права ни вмешиваться в мою жизнь, ни трогать мои вещи!

– Имел. Я за тебя отвечаю перед родителями.

– Ты отвечаешь?

– Конечно. Я твой брат и мужчина!

– Тогда почему телефон, который ты выбросил, мужчина, я купила себе сама? В то время как ты себе – даже на трусы не заработал!

– Алиса…

Но это правда, и он знает. А я добавляю:

– Я ни о чем не жалею, понял? Остальное не твое дело. Я собираю вещи и уезжаю к родителям до Рождества – не хочу тебя видеть,