Хрупкое сердце - Янина Логвин

понимаешь? Я треплюсь, конечно, но это ничего не значит. А сейчас я даже боюсь начинать. Мне кажется, что потом ты просто уйдешь. А я не хочу.

– Я могу остаться до утра, если хочешь. – Не знаю, почему я это говорю. Губы Руслана так близко, что я не могу думать ни о чем другом.

– Хочу, Снежная. Останься!

Мы снова целуемся, а руки опускаются ниже. Не только руки Руслана, но и мои. Я ему доверяю, и этого достаточно, чтобы разрешить себя касаться там, где он хочет. И как хочет.

Бикини соскальзывают с ног, а следом за ними и боксеры парня теряются в кровати. Ощущение голого мужского тела рядом ощущается очень ярко, и я замираю, когда возбужденная плоть Руслана упирается в бедро, а сам он задерживает дыхание от ее трения со мной.

– Алиса…

Опустив голову, целует мою шею, лаская меня пальцами. Больше не заговаривает, но позволяет нам чувствовать, заставляя часто дышать и закрыть глаза, потому что низ живота буквально плавится от откровенной ласки. Колени открываются ей навстречу, и я чувствую, как бедра Руслана опускаются на мои.

Но еще рано для того, что он хочет, и он заставляет меня кончить. Не дает укрыться в смущении и не убирает пальцы, когда я понимаю, что не сдержалась. Подняв голову, прихватывает мои губы своими… Снова… Заставляя посмотреть ему в глаза.

Держит наши губы раскрытыми, смешивая дыхания, когда помогает себе войти в меня. Толкается резче, чем хотел и, тут же выдохнув: «Прости!», целует. Сжав пальцы на моей ягодице, почти мучительно приподнимает меня себе навстречу. Пытается сдержаться, но ничего не выходит. И снова я слышу виновато-обреченное:

– Прости… Черт, Снег, я не могу! Я так тебя хочу! Пожалуйста, скажи, что тебе не больно.

– Нет. Совсем немного. Но это точно не смертельно, ты ведь знаешь.

– Ты не простишь мне?

Я улыбаюсь и обнимаю Руслана за шею, прижимаясь теснее.

– Дурачок. Всё замечательно! Ты очень нежный, это я тебе как старшая говорю.

Марджанов даже сейчас умудряется фирменно хмыкнуть. С присущим ему уверенным смешком.

– Алиска, какая старшая?.. Ты у меня детский сад! Тебя еще всему учить и защищать надо, но я смогу, веришь?

Он склоняется ко мне, осторожно толкнувшись бедрами, обнимает под спину, и я впиваюсь пальцами в его плечи.

– Да.

Сейчас я и правда в это верю.

***

Мы лежим, обнявшись, довольно долго, продолжая привыкать к обнаженности друг друга и слушая звуки вечеринки, с которой сбежали.

Сначала молчим, но с Марджановым долго молчать не выходит, и я удивляюсь, кто из нас еще детский сад, когда он начинает дурачиться и, забравшись под одеяло, кусает меня за мягкие места. Вызывая вместе с щекоткой и смехом новые волны горячей дрожи. Не отпускает и всё время касается, не давая смущению встать между нами, и я ему за это благодарна.

– Сейчас растаешь, Снег! Я знаю одно местечко, очень вкусное…

– Нет, не вздумай, Руслан! Ай, щекотно!

– Говорят, у девушек под коленкой есть эрогенная зона. Хочу проверить!

– Нет там ничего! – я смеюсь от прикосновения ловких рук и нежных укусов. – Пожалуйста, перестань!

– Есть! Сексологи не станут врать. А еще эта зона есть на запястьях, поэтому их так любят кусать вампиры!

– Марджанов, я не знала, что ты интересуешься паранормальной сексологией! И давно?

– Только с практичной стороны. Лет с тринадцати! Когда стал делать всё для того, чтобы тебе понравиться.

Я отлично помню наше общее детство и школу, и, конечно же, шутливо удивляюсь:

– Мне? Не сочиняй! В четырнадцать лет я не думала ни о чем подобном! А ты был просто назойливым мальчишкой, который задирал меня, дразнил Снегом и Холодным сердцем. Это было так обидно!

Руслан вдруг замирает, ткнувшись носом в мое бедро. Проводит по голой коже языком вверх, до самой складки внизу живота. И я вновь замолкаю.

– У тебя следы крови, Снег, – слышу негромкое.

– Да? Мне нужно в душ.

– Я могу их слизать.

– С ума сошел?! – Но пальцы парня жадно держат мои бедра, и я понимаю: он не шутит. – Не надо.

– Алис?

– Что?

Руслан поднимает голову и сам поднимается, садясь рядом. Смотрит сквозь упавшую на глаза челку.

– Выходи за меня замуж.

Я даже дар речи теряю от такого предложения. И тоже поднимаюсь, но уже чтобы встать с кровати. Прикрыться нечем, и я остаюсь стоять голой, обхватив локти руками.

Стеснения нет, он видел все, что хотел.

– Руслан, сейчас не средние века, чтобы ты женился на мне только потому, что лишил девственности в свои восемнадцать.

– Да причем тут это?

– А что причем?

– Всё, Алиса! Ты просила не говорить о чувствах, но если снимешь запрет, я скажу.

Он тоже встает, и я поднимаю голову, поворачиваясь к нему.

– Что скажешь? Мы даже не встречаемся, Марджанов. Откуда ты знаешь, что захочешь быть со мной?

– Я знаю, – слышу твердое.

– А я? Я знаю?

Руслан молчит. Да и что ему сказать? Это моя жизнь и мои мысли, ему неподвластные. Была бы на моем месте другая девушка, он бы сумел убедить ее в чем угодно. Но перед ним я, а мы слишком хорошо знаем друг друга, чтобы сейчас играть.

– Ты сказала, что я тебе нравлюсь.

– Это правда. Нравишься.

– Ты полюбишь меня, Снег. Вот увидишь!

– Возможно, – я даже не пробую отрицать, разглядывая парня. Скулы у него очень мужественные и дерзкие, словно ему претит любое спокойствие. Глаза темные и умные, а красноречия – океан. В такого легко влюбиться, если потерять голову. О такого легко разбиться, если пустить в сердце. И я соглашаюсь:

– Даже наверняка полюблю, Руслан. А вот ты разлюбишь.

Он снова фыркает, уверенно отбрасывая мои слова.

– Ерунда! Никогда! С чего бы вдруг? Мне только ты нужна, я точно знаю!

Это признание должно было бы нас смутить, но ночь обоим помогает быть смелыми.

– Надоем. Устанешь. Я ведь такая правильная, помнишь? В какой-то момент мы поссоримся, и ты захочешь переключить внимание или позлить меня, – невесело усмехаюсь, вспоминая однажды сказанные им слова. – Если у тебя чувства, и ты точно знаешь, то почему были другие?

Он отвечает не думая, словно для него это ясно, как день.

– Потому что они ничего не значили, а ты была занята своим качком. Одно другому не мешало.

Я пожимаю плечами, убирая со щеки волосы.

– Честный ответ, Марджанов. Хороший же из тебя выйдет муж. И отговорка – не подкопаешься. Так что тебе помешает в будущем думать точно так же?

Я не обижаюсь на него,