Орлиная гора - Инна Живетьева

– Ай-яй-яй! Как же так, княжич Артемий? Мы тоже люди короля. Вон, ваш друг от жажды помирает. А вы поделиться не хотите. Стыдно, княжич, стыдно! – капитан насмехался, корча преувеличенно-серьезную рожу.

Темка повернулся к Митьке:

– Там не хватит на всех. За день набегает, сколько я принес. А у нас семейные и беженцы.

«А теперь смотри! – прикрикнул на себя Темка. – Если в лицо говоришь, что предаешь, так смотри!» Митькины серые глаза остались спокойны; друг только облизнул сухие губы.

– Я спасаю своих людей, – пробормотал Темка.

Герман вскочил – тяжелое кресло ударило под колени и чуть не опрокинуло капитана обратно. Шагнул ближе, дохнул в лицо:

– Ах ты… Людей он своих спасает! А что вот этот подохнет, тебе как? – Герман ухватил княжича Дина за плечо, дернул ближе.

– Прекратите, капитан! – вырвался Митька. – Это право княжича Артемия!

– Право?! – ноздри Германа раздулись, даже сквозь плотный слой загара было видно, как побелело его лицо. – Ну что же. Боюсь, княжич, вам придется погостить у нас. В Песках, знаете ли, опасно, мы не можем вас отпустить. Вот только воды для гостей у нас нет, уж не обессудьте! А желаете напиться – добро пожаловать в путь.

– Чтобы вы расставили по моим следам вешки, капитан? – смешок вышел хриплый.

«Хорошо, что Шурка со мной разок сходил», – подумал Темка, глядя на захлопнувшуюся дверь. Громыхнул навесной замок.

Княжич опустился в кресло, в котором недавно нагло восседал капитан. Пить хотелось – как будто в желудке песок горячий перекатывается. Говорят, без воды человек может прожить не больше пяти дней. Герман придет раньше.

Темка скрестил на столешнице руки, уронил на них голову. В общем-то, от него ничего такого не требуется. Молчать, и все. А в крепость воду принесет Шурка. Только бы Герман для острастки не лишил Митьку воды! Эта сволочь может…

* * *

Каждое утро Митька ждет чуда: проглянутся проплешины в песках, раздует барханы. Поднимется на башню глянуть окрест – и ослепнет на мгновения от вспыхнувшего под рассветным солнцем золота. Но никогда еще он не молился так жарко, спеша вверх по стертым ступеням. Кружит от недосыпа голову, и княжич бережно придерживает на боку фляжку. За тонкой стенкой плещется вода. Почти полная фляжка. Отхлебнет еще пару раз, и довольно. Остальное нужно оставить. Княжич с досадой ударил кулаком по каменной стене. А передать-то Темке как?! Герман выставил охрану, в тот коридор не пускают.

Бронза. Золото. Просверки серебра. Ничего не изменилось за ночь.

Восходящее солнце не слишком жаркое, но Митька все-таки спрятался в тень. Щелкнуло внутри: «Сутки и ночь». Столько уже Темка заперт без воды. Сутки – это длинный вечер, душная бесконечная ночь, медленно расцветающее утро и раскаленный день. И снова – вечер, бессонная ночь. Без воды. Да Темка, наверное, уже готов собственный язык жевать!

Капитан ходил к пленнику четырежды и возвращался все более озлобленным. Страшно попадаться ему на пути. Но Митька все равно караулил. Они сталкивались ненавидящими взглядами – и молча расходились.

Если бы Герман не подмял под себя гарнизон! «Раньше надо было думать», – укорил себя Митька. И тут же шевельнулось воспоминание – родной запах отцовского мундира, собственный голос: «Обещаю». Нет, отец не мог знать, что так выйдет!

Все, больше никаких необдуманных обещаний. Он – наследник, княжич Дин. А отец учил: князь себе не принадлежит. Ну зачем, зачем он взял с Митьки слово! Пятнадцать лет – уже не ребенок. Отец должен был это понимать. Но все-таки отправил под власть капитана. И нашел же в наставники такую сволочь!

Когда-то нянька рассказывала маленькому Митьке сказку про грызунов. Мол, бродят такие по свету, места себе не находят, маются. Но если повезет кому из них, то вселится в человека и начинает вить там гнездо, выгрызать душу и сердце. Митька долго боялся, по ночам снилось, как окутывает людей черная пелена, впитывается через кожу – и вот уже не человек перед тобой, а нелюдь бездушный. Княжич давно не верит в сказки. Но сейчас ему кажется, что в Германе сидит такой грызун. И точит, точит, вся душа капитанова уже как решето. Глаза пустые, только злоба и ненависть в них плавятся. Митьке страшно думать о том, что случится, когда душу капитана пожрут окончательно. Понимает ли Темка, что ему тогда грозит?

Княжич уперся затылком в теплый камень, прикрыл глаза. Как пить-то хочется… «Терпи! Темке еще хуже!» – прикрикнул на себя. Вокруг тяжелой головы плавали обрывки снов, на ресницы как пудовые замки навесили. Митька две ночи болтался в окрестностях коридора, спал только днем, урывками. Но никак не мог подобраться к часовому, все на просвет видать! Голова мотнулась вниз, Митька испуганно распахнул глаза. Не хватало еще задремать!

Солнечный диск показался над краем зубца. Пора. Скоро смена караула, по жребию черед Глеба, а он мужик рассеянный.

* * *

– Глеб! – голос прокатился по коридору, Митька еле успел нырнуть в нишу. – Глеб! Капитан зовет!

– А пост? – резонно спросил солдат.

– Да кому твой пост нужен. Вон замок какой! Пошли.

Глеб нерешительно переминался. Митька попросил мысленно: «Матерь-заступница, пусть он уйдет!»

– Ну Глеб!

– Да иду я, иду. Вот ведь…

Митька вжался в стену. Мелькнула мимо тень, дверь глухо проехала по полу. Не рваться, подождать хоть чуть-чуть, вдруг вернется. Все! Вперед!

Запасные ключи оттягивают пояс. Какая удача, что капитан забыл про них! Как вовремя отозвал Глеба! Видит Матерь-заступница, что творят, и на их стороне – Митьки с Темкой. Помоги еще немного!

Ключ с тихим щелчком провернулся, отвалился замок, повис на дужке. Митька рванул дверь, шагнул в душный полумрак. В комнате без окон догорала на столе свеча, роняя капли воска на засыпанную песком скатерть. В углу шевельнулся пленник.

– Темка! – Митька стукнулся коленями об пол.

Видно, обозлился капитан. Руки у Темки заломлены за спину, связаны. Вот шакал паленый! Но прежде чем развязать путы, Митька поднес к губам друга фляжку. С жадностью тот обхватил пересохшими губами горлышко. Булькнула вода. Митька сглотнул сухой комок.

С узлами возиться некогда, ножом их. Осторожно, чтобы не порезать опухшие запястья.

– Идти можешь?

– Голова… кружится, – онемевшие руки плетьми повисли вдоль тела.

Ох, как болят сейчас у друга плечи! Митька тряхнул флягой: пусто.

– Чего он тебя связал?

– Я пистолет хотел забрать. Этот дурак положил на стол и угрожал.

Темку шатнуло в сторону, он уцепился за стену. Осунулся княжич, дочерна загорелое лицо как из базальта высечено. Припомнит это Митька капитану!

В коридоре – ни души. Однако лучше обходной дорогой, пусть и дольше. И не через ворота, а неприметным ходом в стене. Быстрее! Но Темка еле ноги передвигает, морщится от боли в руках.