Лавандовый сад - Люсинда Райли

– Я даже не смогла обеспечить надлежащий уход за одной маленькой собачонкой! Я действительно ни на что не годный человек. Ничего не умею. Ни к чему не приспособлена. Так и мама мне постоянно твердила. И надо же! Я последняя, на ком обрывается генеалогия славного и благородного семейства. Наш род дал Франции столько героев, включая и моего отца. А теперь взгляните на меня. Совершенно бесполезная вещь в доме.

Вся застарелая боль, которую долгие годы вызывало в ней неприязненное отношение матери, полностью разочаровавшейся когда-то в своей дочери, вдруг всколыхнулось в ней с новой силой, и Эмили залилась слезами. Она плакала, громко всхлипывая, словно ребенок, закрыв лицо руками, чтобы никого не видеть и не слышать.

Когда она наконец отняла от лица руки, то увидела, что Себастьян тихо сидит за столом и молча наблюдает за ней.

– Прошу простить меня за эту сцену. – Эмили сделалось неловко за свое поведение. Надо же! Устроила тут истерику в присутствии незнакомого человека. – Меня что-то совсем развезло. Я… я в полном тупике. И кажется, я всегда там пребывала, – с трудом выдавила она из себя, чувствуя, что рыдания снова подступают к горлу.

Себастьян медленно поднялся со стула, обошел вокруг стола и присел на корточках перед Эмили, потом молча протянул ей свой носовой платок, чтобы она могла высморкаться.

– Эмили, уверяю вас, что картина, которую вы мне только что нарисовали, опираясь при этом, скорее всего, на мнение своей матушки, абсолютно не соответствует действительности. Потому что на самом деле, – он ободряюще улыбнулся, отодвинул прядь ее волос с лица и заложил ее за ухо, – и я это понял с самого первого момента, как только увидел вас, вы мужественная, сильная и умная женщина. К тому же красивая.

– Красивая? – Эмили удивленно уставилась на него. – Нет, честное слово, Себастьян, я понимаю и ценю ваши усилия. Вам хочется успокоить меня, привести, так сказать, в чувства. Но к чему эта беспардонная ложь? Она лишь обижает меня и даже оскорбляет. Я совсем не «красивая», как вы изволили выразиться.

– Предполагаю, что и эту точку зрения вам в свое время озвучила ваша мать?

– Да. Но она лишь сказала то, что есть на самом деле, – ответила Эмили с особым ударением на последних словах.

– Что ж, тогда простите мне за то, что я рискнул озвучить уже собственную точку зрения. Но я воспринял вас как красавицу с первой нашей встречи и продолжаю так считать и по сей день. Что же до того, что вы называете себя неудачницей, то большей чуши я в жизни своей не слышал. Из моего весьма ограниченного опыта общения с вами я вынес убеждение, что вы мастерски держите удар в весьма сложной ситуации. Другие на вашем месте уже давно бы впали в отчаяние. А вы управляетесь со всеми своими проблемами, причем в одиночку. Послушайте меня, Эмили! – В голосе Себастьяна зазвучали умоляющие нотки. – Каким бы сложным ни было отношение вашей матушки к вам, вы не должны смотреть на себя ее глазами. Потому что, уверяю вас, душа моя, она была не права. Она ошибалась, сильно ошибалась. Но теперь ее больше нет рядом с вами. И следующий ход – ваш. Помните, больше она уже не сможет обидеть вас, доставить вам новые огорчения. Никогда!

Себастьян придвинулся ближе к ней и заключил ее в свои объятия. Он крепко прижал Эмили к себе, а та продолжала громко всхлипывать, уткнувшись ему в плечо.

– Тише, тише, – успокаивал он ее. – Все у вас образуется. Все будет хорошо. Вот увидите. И я здесь, рядом с вами. Всегда помогу, если что…

Эмили посмотрела на него сквозь слезы.

– Но вы ведь меня едва знаете. Как можно быть так уверенным?

Себастьян издал короткий смешок.

– По-моему, мы с вами только что пережили два поистине ужасных дня, а это многое меняет. Скажем, если бы я познакомился с вами в Париже и мы бы даже пару-тройку раз поужинали вместе, то едва ли бы я рискнул говорить так. Но в экстремальных ситуациях есть не только свои минусы, но и плюсы тоже. В обычной жизни на устранение барьеров между людьми уходят недели, а в подобной обстановке они рушатся почти мгновенно. Думаю, я понимаю вас. Более того, я бы с радостью проводил подле вас гораздо больше времени, если бы вы только позволили мне это. – Он слегка отодвинул Эмили от себя и приподнял кончиком пальца ее подбородок, так, чтобы она смотрела ему прямо в глаза. – Эмили! Знаю, все происходит чересчур быстро. Ты сейчас напугана, растеряна, сбита с толку. Я не стану подталкивать тебя ни к чему. Ни за что на свете! Но если бы ты только знала, как мне сильно хочется поцеловать тебя. Прямо сейчас… В эту самую минуту…

Эмили слабо улыбнулась:

– Поцеловать меня?

– Да. А что в этом такого удивительного? – улыбнулся в ответ Себастьян. – Но не волнуйся. Я не вопьюсь в тебя с жадностью хищной птицы. Буду честным до конца. Не стану впредь преследовать тебя или навязывать тебе свое общество.

– Спасибо, – Эмили слегка склонила голову, словно обдумывая собственное решение. Потом придвинулась к нему и слегка коснулась губами его рта. – Спасибо за откровенность, Себастьян. За все спасибо. Вы были так добры ко мне, и я…

Он обхватил ее лицо руками и поцеловал в ответ, потом оторвался, тщательно контролируя себя.

– Послушай, – он взял ее пальцы и переплел со своими. – Скажи мне прямо сейчас. Ты не против? Не хочу, чтобы ты думала, что я просто воспользовался благоприятной возможностью. Не упустил, так сказать, случая… Ты сейчас в смятении. Сама не своя от всего случившегося. В данный момент тебе трудно разобраться со своими чувствами и все такое, но…

– Себастьян, со мной все в порядке. – Кажется, наступил уже ее черед успокаивать его. – Я абсолютно уверена в том, что делаю. Я ведь уже взрослая девочка, как ты успел заметить. А потому, прошу тебя, пожалуйста, не беспокойся.

– Тогда не буду, – тихо прошептал он в ответ и снова заключил ее в свои объятия.

А Эмили вдруг почувствовала, как отступает куда-то ее боль, как ее постепенно смывает прочь волна его нежности. И она с готовностью доверилась этой нежности и сдалась.

Париж, январь 1999 года, 9 месяцев спустя

Эмили сидела на последнем ряду в зале, в котором проходил аукцион, и рассеянно обозревала толпу расфуфыренных дам – высший парижский шик! – которые вскидывали вверх свои нежные ручки с накрашенными ноготками в азарте борьбы за право завладеть очередным лотом: прекрасное бриллиантовое колье светло-желтого цвета и пара сережек в комплекте с ним. Она глянула в каталог, на полях которого делала пометки по ходу аукциона, и с удивлением обнаружила, что даже по самым приблизительным подсчетам выручка от проданных драгоценностей составила почти двенадцать миллионов франков.

В ближайшие несколько недель на аукцион будет выставлено и другое содержимое парижского особняка, за исключением нескольких картин и предметов мебели, которые она решила оставить себе и позднее перевезти в замок. Сам особняк уже тоже был продан, и в обозримом будущем туда собираются заселиться новые владельцы.