Парень с большим именем - Алексей Венедиктович Кожевников

одна из них не может обогнать другую. Видит Утурбай, что царские начальники принесли много горя казахскому народу, много нужды, обид. Готов казахский народ поголовно вырезать их, очистить степь, но Утурбай боится, что казахи восстанием принесут себе только новое горе.

С утра, после недолгого отдыха, Утурбай начал подниматься в горы. Сначала шли каменистые осыпи, безлесные и бестравные. Часа три потратил он, пока добрался до первой зеленой поляны. На поляне бродил скот, стояло несколько юрт. Пастух в рваном халате, в полинялом, когда-то ярком малахае следил за скотом и громко пел стихи о Баян Слу[8].

У одной из юрт девушка разводила костер под большим закоптелым котлом. На спине девушки лежали черные, туго заплетенные косы, перевязанные зеленой лентой. Ветер играл концами ленты. Было похоже, что маленькие зеленые крылья изо всех сил стараются поднять девушку, но не могут.

Утурбай подъехал к девушке и спросил:

— Хозяин дома?

Она оставила костер, распахнула юрту и пригласила войти. Хозяин пил чай. Увидав Утурбая, он спросил:

— Новости есть?

Утурбай подал приказ. Хозяин прочитал его и проговорил: — Это не мне.

— Тебе пришлют такой же. По всем дорогам скачут всадники с приказами.

Хозяин встал, вышел из юрты и сказал девушке:

— Потуши костер!

Девушка удивилась.

— Потуши костер, — повторил он. — Будешь зажигать на другом месте!.. Собери стадо! — крикнул он пастуху и, пройдя в другие юрты, где жили сыновья, велел собираться в путь.

Начался переполох. Кто складывал юрты, кто увязывал кошмы и халаты, кто подводил верблюдов. Хозяин всех погонял, на всех замахивался бумажным приказом.

Второпях совсем забыли про Утурбая. Не вспомни девушка, он уехал бы голодным. Она принесла ему ковш кислого молока и лепешку. Он выпил, взял приказ и поехал дальше. Вскоре за ним двинулся и хозяин кочевки.

Вечером того же дня на кочевку приехал посланец из волости. Он скакал целый день, измучил коня, измучился сам, проголодался и пропылился. Он предполагал как следует отдохнуть, найти угощенье и ночевку, а вместо этого нашел только вонючий скотский навоз, еще не успевший высохнуть.

Посланец обозлился и начал ругаться. Он глядел на звезды, на снеговые вершины и выкрикивал самые бранные слова, какие знал. От злости разорвал приказ, из-за которого ехал. Изругавши казахов, аллаха, пророка Магомета, начальство и свою проклятую службу, посланец поехал обратно.

В юрте Мухтара сидели гости — пятеро молодых казахов с ружьями и один старик с домброй. Молодые пили кумыс. Большой дедовский ковш с бубенчиками переходил из рук в руки. Кумыс заедали бараниной. Нарезанная кусками, она лежала в большой плошке. В казане над костром варился другой баран.

Старик играл на домбре и пел. Это был акын. Он поднимал к потолку свою острую белую бороду и с шипом выбрасывал слова:

Ужели вы остались, мои места?.. Когда говорят о таких делах, Разве вы не печалитесь, мои герои?.. Желтея, тут остаетесь вы Покинутыми, мои озерные камыши!

Тансык лежал брюхом на кошме и заглядывал в рот акына. Осторожно вошел Утурбай. Отец вопросительно поглядел на него, прочие как бы не заметили. Утурбай взял свое ружье, надел за спину и сел в круг гостей. Отец подал ему ковш с кумысом. Утурбай немного отпил и передал гостю, сидевшему рядом.

Акын закончил одну песнь, пробежал пальцами по струнам и начал новую — похвалу Утурбаю, сыну Мухтара, который бросил кнут пастуха и поднял ружье воина.

В углу тихо заплакала мать, рукой дотянулась до Тансыка и украдкой погладила его шершавую, жестковолосую голову.

Отец и брат Утурбай уехали с гостями по дороге к Буамскому ущелью. Уезжая, отец обещал вернуться через два дня.

Первый день прошел спокойно, не было ни случайных гостей, ни посланцев с новостями. Второй начался шумом и хлопотами. Ранним утром — Тансык еще спал — из-за гор вышло громадное стадо и хлынуло на кочевку. Оно заполнило всю поляну, как вешняя вода заполняет озера. Тансык, мать и сестра проснулись от рева верблюдов, ржания коней, от стука многих тысяч копыт, от того шумного дыхания и гула, которые бывают всегда, когда большое стадо идет горами, и выбежали из юрты.

К ним подошел караван нагруженных верблюдов. С переднего соскочил старый грузный казах, поздоровался и спросил:

— Кто хозяин кочевки?

— Мухтар, — ответила мать. — Его нет дома.

— Кто же ходит за стадом?

Мать показала на Тансыка.

— Он? — удивился казах. — Ему семь-восемь лет? Молодец!

Тансык осмелился и спросил:

— Новости есть?

— Уходит вся степь.

— Куда?

— В горы.

Они разговаривали, а стадо меж тем шло дальше. Тансык заметил, что его скот смешался с проходившим.

— О-ей, мои уходят! — закричал он и бросился отделять свое стадо, но отделить было нелегко: оно хотело идти.

Старик казах помог Тансыку отделить вожаков, за вожаками отошел и остальной скот.

За первым стадом прошло другое, третье, и так весь день лошади, коровы, бараны, козы, быки двигались рекой. Над ними плыло облако коричневой пыли. Вечером Тансык оглядел поляну — ни одного живого места. Вся трава была съедена и выбита ногами, кусты потоптаны, ручьи загажены.

Отец не возвращался четыре