Парень с большим именем - Алексей Венедиктович Кожевников

тебе Исатай?

— Хочу узнать у него правду.

— Я — Исатай.

Старик и всадник подъехали к мазанке, пустили коней кормиться и сели на песок один против другого.

— Я — Утурбай, сын Мухтара, — начал всадник. — Отец говорит, что царские начальники хотят угнать всех казахов на войну. Правда ли это? Ты служишь Длинному уху, скажи, что говорит оно?

Исатай позвал Утурбая в мазанку.

— Нельзя говорить в степи, — сказал он. — Услышит ветер и передаст царским начальникам. Разведи огонь и вскипяти воду!

Утурбай сделал все быстро и ловко.

— Нет ли у тебя чаю? — спросил Исатай.

Утурбай достал чай, пшеничную лепешку и кусок просоленной баранины.

— Прикрой дверь, — велел Исатай, — и говори тише. Я знаю Длинное ухо: оно змеей вползает к сонному человеку и узнает его тайные думы.

Однажды старик был предан Длинным ухом и с той поры не доверял ему. Служа ему, он наглухо закрывал от него двери своей мазанки, свою душу и помыслы. В своей подозрительности к Длинному уху он дошел до суеверного страха, предполагая, что не только люди, кони и скот, а сам бессловесный ветер служит ему.

Раньше, когда Длинное ухо служило только казахскому народу, он не боялся поверять свои думы людям и степи. Бродя за стадами, громко, на всю степь, пел о своих самых тайных желаниях. Но Длинное ухо стало вероломно, и старик Исатай захлопнул свою душу, привязал язык.

— Ты, Утурбай, не спрашивай, что думает моя душа. Мой язык не знает этого, и он молчит. Мой язык знает, что думает степь, и это он расскажет. Царь сделал закон — еще много казахов взять на войну. Этот закон скоро пойдет из Ташкента в Алма-Ату. После закона пойдет в город Каракол военный обоз — винтовки и пули. При обозе будет совсем маленькая охрана, четыре-пять человек. В Буамском ущелье казахи остановят обоз, убьют охрану и возьмут оружие. Если ты настоящий джигит, ты будешь там. Потом казахи возьмут Каракол, Алма-Ату, и будет у нас так, как поют акыны:

Собирались девушки и молодухи, Играли и смеялись у подошвы горы. А мы посиживали, переливая кумыс желтым ковшом, Ручка которого украшена бубенчиками.

Утурбай пробыл у Исатая весь день, набрал старику дров и вечером выехал обратно. Он мог бы ехать трактом, но свернул в степь. Трактом шли обозы, скакали всадники, тракт жил ночной жизнью; днем, особенно во время полуденного солнца, он пустовал.

Степь была безветренна и тиха, только песок, потревоженный копытами коня, вздыхал, как спящий человек, да изредка с присвистом проползали разбуженные змеи. Утурбай не торопился. До приезда на отцовскую кочевку ему хотелось как следует обдумать слова Исатая. Но думалось плохо, в голову лезли совсем несуразные желания, вроде того, чтобы пересчитать все звезды, сложить песню про то, как хорошо ехать ночью.

Навстречу Утурбаю поплыли запахи полыни, мяты и овечьей шерсти. Он догадался, что поблизости река, сочный луг с мятой, на лугу кочевка, и погнал коня. Конь с храпом проскакал немного и остановился: перед ним лежал глубокий овраг. Запах шерсти и мяты поднимался оттуда.

Утурбай спустился в овраг, повернул направо к тракту. По оврагу бежала речка, росли камыши. Конь осторожно пробирался в камышах и спугивал птицу. Она вылетала из гнезд, хлопала крыльями, сонно вскрикивала. Утурбай догадался: утки. Кислый запах бараньего стада беспокоил ноздри, вызывал чихоту, но самого стада все не было. Утурбай погнал коня, ему хотелось поскорей доехать до кочевки, выпить кумыса и попутно разузнать что-нибудь новое. Неожиданно дорогу Утурбаю загородил всадник. Он спросил:

— Кто едет?

— Утурбай, сын Мухтара.

Всадник, услышав родную речь, приложил левую руку к сердцу, слегка наклонился и сказал приветствие:

— Аман — здравствуй!

Утурбай ответил тем же и поинтересовался:

— Скоро ли будет кочевка?

— Здесь нет кочевки.

— Я слышу давно — пахнет скотом.

— Он идет впереди.

Оба начали догонять скот. Встречный выспрашивал Утурбая, куда он ездил, зачем, есть ли у него табуны и где пасутся.

— Почему ты ездишь по степи, когда надо уходить дальше в горы? — вдруг спросил он.

— Мой скот давно на джейляу, — ответил Утурбай.

— Найди другое джейляу!

— Зачем?

— Я вижу, ты глупый пастух… или бобыль, тебе нечего спасать.

— Моему скоту хорошо.

Всадник выругался, ударил коня плеткой, потом задержал и, склонившись к Утурбаю, начал рассказывать:

— Днем я получил царский приказ. Он требует десять лошадей. Я сам люблю лошадей и вот иду на Иссык-Куль.

— Приказ найдет тебя и там.

— Я уйду в Китай.

Догнали скот, остановили верблюда, который вез кумыс, отвязали мешок. Хозяин крикнул, чтобы дали ковш, потом зачерпнул кумыса, поднес Утурбаю.

— Пей, — сказал он, — и будь крепок, как этот кумыс!

Овраг уперся в почтовую дорогу. Утурбай начал прощаться с хозяином: их пути расходились. Хозяин взял Утурбая за плечо и сказал:

— Возьми приказ и покажи отцу! — достал смятую бумажку и отдал. — Я плюнул на него, пусть плюнет и твой отец!

До утра Утурбай ехал трактом. Он безжалостно нахлестывал коня, обгонял обозы, почтовые кареты, всадников.

Мысли его были похожи на двух скакунов. Бегут они рядом, вытянулись, как две струны на домбре, но ни