Князь тараканов - Владислав Михайлович Попов

– Все равно – это точно, – подвел итог Коба.

Его тон мне не понравился.

Ночью в постели Анна повернулась ко мне.

– А ты, оказывается, еще на что-то способен. Не ожидала. Проявил инициативу, смекалку. Ты не потерян для революции.

Мне было стыдно ее слушать. Как молотком стучал в ушах упрек. Знала бы она, кто проявил инициативу и смекалку…

– Я думала, что твои порывы – пустые слова и жесты. Блажь богатея пока есть деньги. А ты… Ты – молодец.

На этих словах она поцеловала меня. Что должен был чувствовать человек, когда его целует красивая девушка? Я чувствовал стыд и позор. Хотелось провалиться сквозь землю. Анна прильнула ко мне. Поцеловала в шею. Но вместо возбуждения я испытал полный упадок сил. Откуда взяться страсти у ничтожества? Как жалок тот, в ком совесть нечиста. Казалось, рядом на кровати присел ухмыляющийся Евстратий. Я был подавлен. Анна удвоила старания. Ее горячий шепот обдал меня как кипятком.

– Ты мой красный князь. Ты будешь знаменем революции. Будешь в ее первых рядах. Не забывай этого высокого назначенья.

Н этих словах мне окончательно стало дурно. Тошнило, кружилась голова.

Возбуждение охватило саму Анну. Она заволновалась.

– Пора, пора. Не медли боле.

Мне показалось, что играется какая-то страшная пьеса. Хотелось встать и уйти. И рад бежать, да некуда… Ужасно. Анна не замечала моего конфуза.

– Остался последний шаг. Тебе надо порвать со своей семьей. Со своим классом. Потребовать свою долю из предприятия. Ты отдашь деньги в партийную кассу и станешь свободным.

Тут моя жаркая прима почувствовала неладное. В тишине были слышны голоса товарищей. Обливаясь потом и стыдом, я проблеял извинения. Анна оглянулась на дверь.

– Тебя смущают эти двое? В театре за кулисами ты не был таким стеснительным. Ладно, завтрашний вечер проведем без них.

Я очень надеялся, что не доживу до следующего вечера. Вот бы уснуть и не проснуться.

Однако проснуться пришлось. Меня снова мучил кошмар. Я вынырнул из сна, спасаясь от страшных волчьих глаз. Было позднее утро. Компания уже завтракала.

– Вставайте, граф, вас ждут великие дела! – весело приветствовала меня Анна.

Авель хихикнул и скорчился от боли.

Я содрогнулся: «Дела?». Теперь я мечтал тихо сидеть дома и писать статью о национальном вопросе. Писать месяц, два, год. Докладывать подлому Евстратию Павловичу, что ничего не знаю.

– Да, дела. Вас смущал человек, за которым я следила? Сегодня вы с ним познакомитесь. Это Троцкий. Член партии, но меньшевик.

– Он хуже меньшевика, он – ликвидаторовец. Иуда, – прорычал Коба.

– Официально нет. Троцкий не выступал за роспуск нелегальной организации. Но он сотрудничает с этими предателями. Он со всеми сотрудничает, с кем это выгодно.

Троцкий выпускает здесь газету «Правда». Большой тираж. Газета целиком до последней буквы стоит на меньшевистской, предательской платформе, но выпускается как орган всей партии. Наш «Старик» в ответ тоже стал выпускать газету под таким же названием, но с нашей, правильной точкой зрения. Троцкий возмущался. Проблема в том, что наши возможности не идут ни в какое сравнение с возможностями меньшевиков. Пока. Твоя задача – убедить Троцкого сделать газету рупором всей партии. Чтобы в его «Правде» звучали обе точки зрения. Но еще лучше, если «Правда» будет одна. Большевистская.

Я поперхнулся кофием.

– Почему я?

– А почему не ты? Ты считал, что тебе не доверяют. Теперь мы тебе доверяем. Доверяем серьезное дело.

– Как я это сделаю? Он меня спустит с лестницы.

– Я не знаю как, но ты должен это сделать, – с металлом в голосе ответила Анна.

– Неплохо было бы узнать, где он берет деньги на газету, – добавил Коба.

– Товарищи, – я аж привстал от волнения, – дорогие мои, я не справлюсь. Я этим никогда не занимался. Я не умею.

– Все когда-то бывает в первый раз, – философски заметил Авель, держась за разбитую скулу.

– Перестань распускать нюни. Сказано «надо», значит «надо». Это приказ центра. И личная просьба «Старика». Ты будешь вести переговоры. Вот адрес Троцкого. Идешь сегодня же.

– А если он откажется отдавать газету?

– Тогда ты назначаешь новый раунд переговоров. Говоришь, что появились новые условия, новые предложения. Мы тебе скажем какие.

Теперь мне точно есть, что доносить охранке.

На улице я дважды чуть не попал под лошадь и один раз под трамвай, но злая судьба уберегла меня. Моя последняя надежда – вдруг Троцкого не будет дома. Надежда не сбылась – дверь открыли. Передо мной стоял вихрастый мальчик. Он проводил меня в гостиную. Я огляделся. Комната была просторная, с роялем. За окном виднелись горы.

– Хорошая квартира, – заметив мой интерес, заговорил Троцкий по-немецки.

– У меня к вам дело, – мрачно и по-русски ответил я.

Троцкий поморщился и крикнул вдогонку убегающему мальчику: «Я же просил, не открывать дверь всем кому попало!» Затем он повернулся ко мне. Вид его был уже не такой благодушный.

– Слушаю.

– Я по поводу «Правды».

– Всем нужна правда.

– Пока получается, что правда у каждого своя. А правда должна быть всегда одна. На то она и правда.

Я кратко изложил требования.

– Какая наглость.

Троцкий зашагал по комнате.

Нет, все-таки, какая наглость! У меня украли название газеты, а теперь требуют и саму газету! Разбой! Я не сдам ее без боя. Редакция на моей стороне. И эти люди называют меня предателем! Бандиты и сектанты, не способные на компромисс.

Я сказал, что компромисс возможен. Можно обсудить условия. Мне надо провести консультацию с товарищами, после этого мы можем встретиться еще раз. Например, завтра.

– Хорошо. Давайте в полдень, в «Централе», – предложил примирительно Троцкий.

– Извините, в полдень не могу. У меня прием у врача.

– Да? У какого? – Видимо из вежливости спросил мой визави.

Говорить, что я хожу к психотерапевту не хотелось. Поэтому я просто назвал фамилию.

– У доктора Фрейда.

– У Фрейда! Вот это да. Как тесен мир.

– Вы тоже у него лечитесь?

– Нет. Но я тесно общаюсь с его сторонниками. Хотя какие они теперь сторонники. Теперь Адлер и Фрейд противники. В психоанализе тоже есть фракционная борьба. Представляете, у них даже журналы у каждого направления свои! Все как у нас. А вы, значит, верите в теорию сексуальности.

– Пока не решил…

– Мне ближе теория Адлера о комплексе неполноценности и его компенсации. Человек рождается жалким и неполноценным. Его мучает страх перед силой и могуществом отца. Всю жизнь он пытается преодолеть это детское состояние неполноценности. Преодолеть можно разными способами. Например, в коллективе себе подобных. Коллектив единомышленников дает индивиду силу. Силу множества. Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Некоторым этого мало.