Свидание в неоновых сумерках - Светлана Лубенец

– Я-то? – Олег понимал, что задает декану абсолютно бессмысленные вопросы, но никак не мог остановиться. – Прогуливаю-то?

Он хотел еще спросить: «Безбожно?» – но тут на весь кабинет зазвенел высокий и чистый голос Антонины, которая ни в каком обмороке не валялась, а, напротив, живо следила за происходящим:

– Понимаете, Палсеич! У него тоже очень уважительная причина! Понимаете, она может вам показаться неуважительной, но на самом деле она очень уважительная!

– Ну, Дунаев, выкладывай свою уважительную причину, – совсем не зло улыбнулся декан и уютно угнездился в кресле, очевидно, для того, чтобы лучше прочувствовать ее уважительность.

– Понимаете… – начал Олег в Антонинином стиле, запнулся, жутко покраснел, а потом вдруг довольно складно начал рассказывать все с самого начала: как получил тройку, как лишился стипендии, как пошел работать на сортировочную станцию и как теперь ему не выползти из прогулов и троек.

Декан не перебивал его, но уже и не улыбался ободряюще. Олег сбился и замолчал.

– Картина типичная, – после некоторого раздумья заявил декан. – Многие студенты через это проходят, и, заметь, выживает сильнейший. Никто тебе, парень, помочь не сможет. Или ты напряжешь жилы и выдюжишь, или – прощай высшее образование! Со своей стороны могу только поговорить с преподавателями и пообещать им, что ты принесешь рефераты на темы пропущенных лекций, а они за это допустят тебя до сессии. Как тебе такая перспектива?

Перспектива была ужасной, потому что Олег не мог даже представить, где он отыщет время на написание еще и рефератов, если он с лекциями никак справиться не может, и потерянным голосом сказал:

– Я постараюсь…

– Нет, Дунаев Олег Сергеевич, ты не постараешься, а сделаешь это! Поработаешь поменьше, посидишь месячишко на строгой диете – и вылезешь. Или тебе крышка! Понял?

– Понял он, Палсеич, понял! – заверещала Антонина. – Я ему помогу, вот увидите! У меня-то все лекции есть! Ему можно их не переписывать, а готовить рефераты, а к экзаменам мы вместе подготовимся по моим лекциям! Здорово, да?!!

Из кабинета декана Олег и Антонина Авилова вышли уже чуть ли не за руку.

– Вы не бойтесь, что не справитесь, – уверенно говорила ему Тоня. – У меня очень хорошие лекции. Я у подружки списываю. Она знает про мое тяжелое положение и никогда не отказывает.

– Что же у тебя за тяжелое положение? – решился спросить Олег. – Тоже где-нибудь подрабатываешь?

– Нет… Я бы с удовольствием подрабатывала, потому что материальное положение у нас не очень… Но мне не успеть. Понимаете, у меня мама очень больна… лежачая. За ней уход нужен, а, кроме меня, часто некому. Отец на Кировском заводе в смены работает. Когда он выходит в день, мне приходится лекции пропускать, а иногда даже и практические занятия. Представляете, какой ужас! Я хотела перевестись на заочный, но родители – ни в какую. Говорят, что раз им не удалось получить образование, то пусть хоть у меня это получится. Мама вообще все время твердит, что ей ничего не надо, никакого ухода, но я-то вижу, что надо.

– А что с твоей матерью? – спросил Олег и тут же пожалел об этом. Вдруг девушка воспримет его вопрос как праздное любопытство. Но она не восприняла.

– У нее всю правую сторону парализовало… – ответила она без всякого раздражения и тоски, как человек, давно смирившийся со своей участью, – да и левая все хуже и хуже работает. Представляете, она все хочет сама да сама, а ложку с трудом держит. Пока до рта донесет, все расплещет. Ну как такую оставишь? Да и разогреть нужно… И вообще… Ну вы понимаете…

– Слушай, Тоня! – улыбнулся Олег. – А что ты меня все на «вы» называешь, прямо как Палсеича? Тебе сколько лет?

– Двадцать…

– Ну вот! И мне двадцать! Какой же я тебе «вы»?

– Не знаю… – засмущалась девушка. – Мне так легче… Дистанция своеобразная…

– Ну и зачем тебе эта дистанция?

– Понимаете, нам очень нелегко живется. Мы с отцом во многом себе отказываем, потому что лекарства… И все такое… Чтобы в душу не лезли, не жалели, не смеялись, что так… одеваюсь, все-таки лучше держать дистанцию.

– Честное слово, я не буду лезть к тебе в душу, а уж тем более смеяться, поэтому давай на «ты»!

Тоня остановилась, очень серьезно посмотрела Олегу в глаза и сказала:

– Ну что ж… Я попробую… Я уже и так рассказала вам то, что никому, кроме той подруги, у которой лекции переписываю, не говорила.

– Ну вот! – огорчился он. – Опять на «вы»! Ну-ка повторяй за мной: «Олег, я в первый же свободный вечер пойду с тобой погулять по городу».

– Да? – залилась краской Тоня.

– Да, – очень тихо сказал Олег и почему-то тоже густо покраснел.

И они начали встречаться, редко и не больше чем на пару часов, поскольку оба были очень заняты. Тоня все свободное время продолжала ухаживать за парализованной матерью, а Олег изо всех сил пытался ликвидировать «хвосты». Тонины конспекты, написанные крупным четким почерком, действительно здорово ему помогли. Кроме того, девушка, пока сидела дома с матерью, делала для него выписки из книг и статей, и он довольно в короткий срок сумел справиться с кучей рефератов.

А на следующий год Лидия Андреевна, мать Антонины, умерла. Тоня совершенно спала с лица, все время плакала и была не в силах ходить в институт. И теперь уже Олег писал лекции на двоих, стараясь делать это, как никогда, аккуратно, чтобы девушка смогла разобрать его птичий почерк. Однажды он пришел к ней вечером с кучей тетрадей и учебников в полиэтиленовом пакете, чтобы помочь подготовиться к зачету по «Деталям машин». Они разложили по всему столу схемы, таблицы и чертежи, но Тоня никак не могла сосредоточиться на предмете. Из глаз ее ползли и ползли слезы, а из груди то и дело вырывались сдавленные всхлипы. Сердце Олега разрывалось от жалости к девушке. В конце концов он бросил на стол карандаш, которым водил по чертежу, объясняя принцип работы редуктора, и обнял ее за плечи.

– Тонечка, – нежно прошептал он ей в ухо. – Ну… не плачь… У тебя же теперь есть я… Конечно, я не смогу заменить тебе маму, но… Но я же могу другое… – и он начал целовать ее мокрые соленые щеки.

Девушка от его прикосновений дрожала всем телом. Олега тоже начала бить дрожь. Они оба были чисты и целомудренны. Их прикосновения друг к другу были первыми, и потому этот вечер и последующая за этим ночь запомнились обоим навсегда. Антонине, которая уже много лет отказывала себе во всем и привыкла жертвовать собой, наконец повезло. Ей не было особенно больно, и она в первый же раз испытала наслаждение, что нечасто выпадает девушкам и в последующие за первой ночи. Такая ей была награда за долготерпение.

– Теперь ты – моя жена, – сказал Тоне Олег, когда произошло то, что и должно происходить по ночам между любящими друг друга мужчиной и женщиной.

– А ты – мой муж, – откликнулась она. – Жаль, мама… Уже никогда не узнает, что мы… Мы ведь поженимся, правда?