Государево дело - Иван Оченков

Общение с Черкасском, так называется столица донских казаков, идет через Посольский приказ. Помимо всего прочего, это для того, чтобы в ответ на претензии из Бахчисарая или Стамбула на бесчинства «степных рыцарей» разводить руками и с честными глазами говорить, что знать их не знаем и они ни разу не наши подданные! И вообще, если вы их сами уймете, то мы будем только рады. Эта игра никого не обманывает, но нам на наши жалобы турки и татары отвечают ровно то же самое. Дескать, степь большая, кочевников там много – разве за всеми уследишь? Напали на ваши рубежи? Негодуем вместе с вами! Ловите подлецов – мы вам слова не скажем.

Еще есть так называемые городовые казаки. В принципе те же самые люди, но нанятые целыми станицами на «службу с городом». То есть в гарнизонах на засечной черте; в волжских городках и крепостях на границе с Речью Посполитой. Ими заведует Казачий приказ, руководят которым стольник Иван Колтовский и дьяк Матвей Сомов. Оба во время Смуты пристали к воровским казакам, выделились среди них организаторскими способностями, но сумели вовремя одуматься и присягнули мне. Теперь рулят бывшими подельниками и, судя по докладам из Земского приказа, получают с них немалую мзду. Дело в том, что казаков много, а действительно хлебных мест с необременительной службой мало. Впрочем, дело это вполне обыденное. Кто куда поставлен на службу, тот тем и кормится.

Но с этими ладно, практически свои люди, разберемся. А вот зачем прислал послов самозваный «гетман» Сагайдачный[25]?

Принимать казачью делегацию в Грановитой палате вместе с Боярской думой – много чести. Не говоря уж о том, чтобы вместе с Катариной. По-хорошему им вообще разговоры вести с каким-нибудь окольничим не слишком знатным…

– Уж ты похлопочи, боярин, – с надеждой в голосе попросил царского вельможу атаман зимовой станицы Епифан Родилов, – а за нами дело не станет, отслужим его царскому величеству.

– Я не боярин покуда, – прогудел в ответ Вельяминов, цепко всматриваясь в лица казаков.

Пришедший на встречу с посланниками Тихого Дона царский ближник вольготно расположился в кресле первого судьи. Стольник Колтовский пристроился за его плечом, а Сомов, скрипя пером, вел записи. Чуть в стороне от главных переговорщиков стоял я, в форме рейтарского офицера, с интересом поглядывал на атамана и его спутников, но в разговор не вступал.

– Мы, казаки, – люди темные, – пожал плечами Родилов, – только и у нас в Черкасске всем ведомо, что ты, господин, для государя все равно что брат названый! Сделай милость, договорись о встрече.

Пришедшие вместе с атаманом есаулы и казаки тут же закивали, подтверждая, мол, так и есть. Всем на Тихом Дону хорошо известно, какой важный человек Никита Вельяминов, тут и говорить не о чем! Одеты казачьи посланники были, как и положено людям их профессии, кто во что горазд. Русские кафтаны перемежались с польскими кунтушами, черкесскими чекменями, а также татарскими или турецкими халатами, кто их там разберет, нехристей. Оружие у всех богатое, изукрашенное золотой или серебряной насечкой и даже камнями, но видно, что не свое.

Как я определил? Дело в том, что если богатый и знатный человек закажет себе парадное вооружение, то все оно будет сделано в одном стиле. Шпага будет иметь одинаковую отделку с дагой[26], доспехи – подходить к шлему и так далее. А если польская корабел[27] прицеплена к персидскому наборному поясу, за который заткнуто два турецких пистоля, причем один с серебряной насечкой, а другой вовсе без украшений, то будьте уверены, что сие великолепие досталось нынешнему владельцу с дуван[28].

Дело у казаков и впрямь было серьезное. Обозленные их набегами турки и татары засыпали Мертвый Донец – протоку, по которой донцы прорывались в Азовское и Черное моря, и еще больше укрепили Азов, добавив к нему укрепления на острове Каланча. А затем развили планомерное наступление на казачьи городки, беря их штурмом и разоряя один за другим. Объединившись, казаки сумели отразить нападение в этом году, но было понятно, что крымцы и азовцы с ногаями от своего не отступят и следующей же весной повторят свою попытку.

– Ишь чего удумали: к государю! – громко усмехнулся я. – Вроде у него дел других нет, как всяким татям помогать.

Родилов с неудовольствием зыркнул на наглого рейтара, но отвечать не стал, а обернулся к Вельяминову и его спутникам в надежде, что те поддержат его просьбу. Прочие станичники также проигнорировали выпад, и лишь один молодой казак, тряхнув чубатой головой, горячо высказался в ответ:

– А разве не служили мы верой и правдой государю Ивану Федоровичу? Разве не водил о прошлом годе атаман Стародуб пять тысяч конных казаков на помощь царским ратям к Вязьме?

– Ты, казак, ври да не завирайся, – засмеялся в ответ я. – Едва ли две тысячи ратных у Гаврилы Стародуба было, а конных из них – хорошо если половина!

– Что поделаешь, государь, – ничуть не смутившись, отозвался молодец, – не соврешь – не проживешь!

– Государь?! – изумились посланники и, переглянувшись, дружно рухнули на колени.

– Ты откуда меня знаешь? – строго спросил я парня. – Или видел прежде?

– Приходилось, – приподняв голову, скупо улыбнулся тот и хотел назваться, но я перебил его:

– Погоди, сам вспомню! Ты Мишка Татарчонок – джура[29] старого Лукьяна. Как он там, кстати?

– Нет уже дядьки Лукьяна, – покачал головой молодой казак. – Срубили нехристи еще три лета назад.

– Бывает, – покачал я головой. – Но это дело такое, никого не минует, а живым надобно о живых побеспокоиться. Я про ваши беды, атаманы-молодцы, все понял, кроме одного. На хрена вы ко мне с ними приперлись? Турки на ваших глазах засыпали старое русло Донца, крепость выстроили, а вы сидели на заднице ровно, пока вам там не припекло. Теперь вот ко мне заявились, а зачем? Нешто у вас сабли затупились? Или перевелись в степи рыцари?

– Нет, государь, – не вставая с колен, заговорил атаман. – Есть у нас и сабли, есть и кому их в руках держать. Да только супротив пушек одними саблями много не навоюешь. В прежние времена нам хоть изредка зелья порохового да свинца подкидывали из Москвы, так мы еще держались, а теперь наги и босы.

– Уж я вижу, – ухмыльнулся, освобождая мне кресло, Вельяминов, намекая, очевидно, на богатые наряды послов.

– А ты не смотри, боярин, на наше убранство! – не смутился Родилов. – Всем войском собирали мы с кого сапоги целые, а с кого шаровары последние, чтобы перед светлыми царскими очами лицом в грязь не ударить. Сказано ведь: с миру по нитке – голому рубаха!..