Ищи меня за облаками - Наталия Миронина

– Ты с ума сошла! – восклицал Антон.

Несмотря на всю самоуверенность и самонадеянность, он как-то растерялся от случившегося. Теперь ему часто звонили с телевидения, приглашали на радиостанции. Он выступал в библиотеках, неожиданное внимание сначала было приятно. Потом стало его раздражать, а потом он уже не мог без него. В его голосе и повадках появились самодовольство и превосходство. Соломатина с какой-то материнской нежностью, гордостью и снисходительностью наблюдала за происходящим. Ее забавляли метаморфозы, происходящие с Антоном. Она легко ему уступала в спорах – не уступить означало порой поссориться. Инна сопровождала его на различных мероприятиях, но держалась в тени, незаметно. Она только улыбалась, видя, как популярность дарит ему знакомства с милыми девушками, известными актрисами, просто приятными и легкими людьми. Сама же она не претендовала ни на что, она просто пережидала, когда эта полоса сменится другой, более спокойной, но не менее плодотворной.

– Знаешь, Инка, ты умная, но не спорь о том, в чем плохо разбираешься! – как-то сказал Антон.

Соломатина это уже слышала от него. Но тогда были другие интонации. И говорилось это в шутку. И на трезвую голову. Сейчас они вернулись с ужина, где опять все поздравляли Антона, а она сидела в уголочке, почти не разговаривая, но зорко следила, чтобы Антон не выпил лишнего.

– А откуда ты знаешь, что я в этом плохо разбираюсь?! – зло спросила она. – Ты об этом со мной никогда не разговаривал.

– Ну… – растерялся Антон, а потом опомнился: – Если бы ты разбиралась, то не говорила бы сегодня глупости за столом.

– Я? Глупости? – изумилась Инна. Она вообще ничего не говорила, она молчала. Ну, кроме каких-то двух или трех слов о поэзии Маяковского она ничего не сказала. И это были не глупости, а ее собственное отношение к поэзии тех лет. Она ее знала, много читала и имеет право на свое мнение.

– Да, что-то там про футуристов, эти все хрестоматийные банальности…

– Я так думаю. Как в хрестоматиях писали, так и я думаю. И не тебе судить о чужом мнении, – накинулась Инна на Антона, – кто ты такой, чтобы делать мне замечания?

– Я? – изумился Пьяных и смешно вытянул шею. – Я – лауреат премии. Я победитель…

От этой какой-то гусиной глупой позы Соломатиной стало смешно. Она расхохоталась от души на весь дом.

– Иди спать, победитель. Завтра поговорим.

– Нет! Я не пойду спать. Я не хочу спать. Я хочу поговорить с умным человеком… – Антон огляделся, подхватил свой плащ и направился в прихожую. Не успела Инна опомниться, как за ним захлопнулась входная дверь.

«Господи, да куда он?!» – беспокойство за хорошо выпившего Антона и ревность к многочисленным знакомым женского пола охватили Соломатину. Она не сомкнула глаз до утра. Но утром Антон не пришел. Он и вечером не пришел. И на следующий день он тоже не пришел. Он появился только через три дня и чуть ли не упал в ноги Соломатиной.

– Инн, прости. Но я не могу без тебя. Понимаешь, совсем не могу.

Соломатина смотрела на Антона и еле сдерживала себя. Ей хотелось и поколотить его, и обнять и поцеловать. И хотелось тут же помочь раздеться, накормить, уложить спать, подоткнув одеяло. «Инна, ты сходишь с ума. И не вздумай расспрашивать, где он был!» – сказала она сама себе. А вслух произнесла:

– Антон, иди в ванную, прими душ, переоденься, будем обедать.

Она так и не узнала, куда исчезал Антон. В Чехов он поехать не мог – ту квартиру Антон давно сдал. Эти деньги они тратили на хозяйство. Инна надеялась, что эти три дня Антон провел на Арбате, в доме Татьяны Алексеевны. «Но почему же она мне не позвонила, не предупредила. Понимает, что волнуюсь, – рассуждала про себя Инна, но тут же одергивала себя, – она могла думать, что я все знаю».

До ревности Соломатина не опустилась, постаралась эту историю превратить в случайность. Но история оказалась воротами плотины, которая то и дело прорывалась. Уходы, приходы, покаяния и разговоры про «последний раз» – это стало обычным делом в их жизни.

Банальная фраза «Жизнь – странная штука» у каждого имеет свою иллюстрацию. У Соломатиной картинка того времени имела вид калейдоскопа. Люди, события, телефонные звонки, встречи – все это менялось, прыгало, порой составляло вполне гармоничную картинку, а порой превращалось в какую-то горячечную череду кадров. Инна иногда не поспевала за временем, не запоминала лица, забывала сделать телефонные звонки, дико уставала и в результате страшно злилась на Антона. Злилась, потому что Антон среди этого безумства сохранял благодушие, улыбчивость и почти безмятежность. Соломатина долго не могла понять, как это у него получается. Пока до нее не дошла простая мысль – это она должна все успеть. Работать, содержать в чистоте дом, следить за собой и теперь почти знаменитым Антоном, отвечать на звонки и вести переговоры с теми, с кем он не желал общаться, помнить о платежах, покупать продукты, навещать родителей и не забывать о Татьяне Алексеевне – это все она. Антон же, поздно поужинав, поздно ложился, поздно вставал. Затем работал, если было настроение. Вечерами Пьяных уезжал, как он говорил, «понюхать жизнь». Нельзя сказать, что его жизнь протекала совершенно независимо. Наоборот. Он всеми силами вовлекал в свою орбиту Соломатину. Он пытался с ней обсуждать стихи, предложения, интервью, новые знакомства. Он спрашивал ее совета, искал поддержки, зачитывал стихотворные отрывки, репетировал выступления и шага не делал без ее одобрения. Соломатиной льстило это стремление взять ее в союзники и помощники, но… Но ей не хватало на все сил. Антон же теперь жил своей литературной славой и карьерой. Он стал меньше пить. Вернее, он вообще не пил – просто не было времени. Но уж если случался перерыв в этой теперешней круговерти, он не спешил на помощь Соломатиной, он закупал любимое розовое и «отдыхал».

Инна выбивалась из сил и пыталась объяснить ему положение дел.

– Слушай, надо сделать… – тут шло перечисление забот, которые требовали внимания и на которые у нее не оставалось времени. Но Антон не слушал, а если она начинала давить и обижаться, он исчезал.

Соломатина в сердцах пожаловалась своей матери. Та была равнодушна к поэтической известности Антона и посоветовала дочери выгнать его. Отец, прознавший про жалобу, грозился выгнать лично. Жаловаться Татьяне Алексеевне было нельзя. Ибо наступил тот самый момент, о котором она когда-то предупреждала Инну. Нет, Антон не спился, не превратился в алкоголика, он полностью отдался тому, что называется творческая жизнь во всех ее ипостасях. Семья, дети, обычные хлопоты – все это как-то не вязалось с теперешней жизнью. Инна пыталась его образумить. Пыталась сказать ему, что вечно это продолжаться не будет, что надо работать. Как работал он раньше. Надо научиться не зависеть от журналистов, телевидения и разговоров. Она пыталась ему объяснить, что жизнь все равно потребует своего – упорядоченности и размеренности. Иначе не хватит сил на то, что считается нужным и необходимым – на детей. Время шло, оно их не подгоняло, но Соломатина не видела конца этого забега.