Короли преступного мира - Евгений Осипович Белянкин

выслушал дона Роберта и, лишний раз не раздражая шефа расспросами, удалился. Впрочем, дон Роберт знал, что в этом смысле Ахмет Борисович дока.

И именно сегодня Ахмет Борисович напомнил о дочке — стоило бы поговорить…

Дон Роберт находился в кабинете офиса и рассматривал гороскоп — «В третьей декаде у Весов появится желание поделиться своим мировосприятием и идеями с большим количеством людей, написать обращение, воззвание, статью, книгу или заявить о себе еще в какой-нибудь форме…»

Задумался: врут безбожно, а тут вроде есть какое-то зерно. Гороскоп словно подпитывал его мысли…

Ахмет Борисович задерживался, и это как-то усиливало нетерпение дона Роберта: несмотря на то что уже многое о дочке было ему известно, тем не менее хотелось узнать что-то более весомое, он верил, что Ахмет Борисович наверняка раскопал что-то такое, чего лучше бы ему и не знать. Потому, когда наконец-то пришел Ахмет Борисович, нетерпение дона Роберта было на пределе…

Но он выжидательно молчал.

— Как всякая девочка из элиты, — совершенно спокойно и небрежно заметил Ахмет Борисович, начиная свой рассказ…

Эльмира имела сексуальные отношения не только с Джоном. Частенько в общежитии Университета в комнате земляков собирались арабы. Устраивали вроде вечеринки… Шесть-семь сексуально приятных ребят и две подружки. Выпив, раздевались, танцевали в чем мать родила и, конечно, пропускали их по очереди… В экстазе девочки орали, плакали и даже царапались, как все женщины, когда необузданная страсть завладевала всем их существом! Ничего особенного. Иногда разрядка наступала в романтическом минете…

Дон Роберт брезгливо морщился, прикасаясь холодными губами к рюмке с коньяком. Неприятно было слушать что-то подобное о дочери, которую он так сильно и властно любил, но, что делать, жизнь есть жизнь, как любил говорить он сам — от нее ведь не убежишь, потому и принимай все в реальности.

Выслушав Ахмета Борисовича, он, безнадежно махнув рукой, тихо промолвил:

— Скажу по совести, не дюже хорошо. А что делать?

— Да ничего не делать, — пожал плечами Ахмет Борисович. — Перебесится, все станет на свое место. У этого секса нет криминала. Это скорее любопытство, шальная страсть «периода экспериментации».

Дон Роберт беззвучно засмеялся.

— Ты серьезно так думаешь?

— Всех в этом смысле матери рождают одинаковыми. — Чуть приметная улыбка тронула губы Ахмета Борисовича. — Мы привыкли к сексуальному аскетизму. Европа давно перешагнула это. В Англии, например, родители уверены в том, что дети должны перебеситься, чтобы запретный плод перестал травмировать душу. Мы запоздали с сексуальной революцией. Потому у нас — все особо, с русским сквознячком…

— Да, смысл в твоих словах есть. Но у тебя, наверно, существуют вещественные доказательства этой «экспериментации»?

— Конечно. — Ахмет Борисович протянул шефу видеокассету. — Дело в том, что богатые арабы любят кое-что пикантное запечатлеть на пленку, чтобы вспоминать потом приятное.

Дон Роберт покачал головой, растряхивая волосы, допил коньяк и возразил мягко, наставительно:

— Приятно, да только не отцу… Спасибо, Ахмет Борисович. Главное, чтобы эта «экспериментация» не затянулась.

И они, переглянувшись, перешли на другую тему. Говорили о предстоящем конкурсе красоты… В воздухе витали уже новые «мисс» — «Мисс-шоу эротики». Дон Роберт гордился своим новым изобретением.

Конкурсы развивались по восходящей… Еще недавно о стриптизах говорили с оглядкой, а теперь это было как само собой разумеющееся — специалисты даже утверждали, что ресторанное шоу без стриптиза — все равно что хорошо приготовленная закуска без приправы…

Красота становилась символом секса, и теперь, казалось, еще немного — и стриптиз перекочует на сцену конкурсов. «Мисс-шоу эротика», пожалуй, была первой ступенькой к этому. Дон Роберт был уверен — дело лишь за временем…

Во Дворце культуры, где проходили репетиции нового разрекламированного конкурса красоты, было, как всегда, суматошно и по-глупому шумно. За несколько дней тренировок девушкам осточертели красные купальники. Собственные тела, еще вчера великолепные в зеркалах, становились ненавистными — душа устала от назойливых мужских ощупываний глазами, от надоедливых любезностей, от всего, чем их здесь пичкали дотошные, хваткие режиссеры.

Красотки вставали полседьмого, с девяти утра и до семи вечера все репетиции на каблуках. Ноги становились деревянными, а тело вместо того, чтобы быть гибким и притягательным, едва подчинялось хозяйке.

После семи коктейль. Можно как-то расслабиться и выслушать наставление шефа. Дон Роберт на девушек действовал прежде всего своей импозантной внешностью. Артистически густая шевелюра, кое-где чуть тронутая сединой. На загорелом лице огромные агатовые глаза, сияющие блеском — все это заметно возбуждало красоток. Тем более они понимали, что именно от него зависела судьба…

Дон Роберт вел себя как поклонник, словно «снимал» девочек, как это делали в зале неизвестно откуда нахлынувшие продюсеры.

— Господи, — говорил он сладким голосом, — если бы вы понимали… Красота — это ведь дар божий! Как петь, рисовать, играть на сцене. Это талант, который не каждой дан по ее заслугам. Мама и папа бесплатно постарались. А как мы относимся? Как к чужому добру. Нет, девочки, не похвально!

Дон Роберт знал своих красоток, как опытные наездники знают своих лошадей. Он понимал душой, какой это товар — а к дорогому товару надо относиться осторожно, чтобы не повредить его.

Раньше в России нередко красоток звали стервами, конечно, за их стервозный характер. Да и сейчас, наблюдая за ними, дон Роберт видел не что иное, как парад кошечек, не очень умненьких и образованных, зато сногсшибательно красивых. Они бесконечно жаловались друг на друга, но еще вели себя достойно — и мягкие лапки, и бесшумная походка, и бархатный взгляд… Но дона Роберта не провести: в накале конкурса они зверели и были похожи на тигриц, тоже из кошачьей породы. И все та же любезность. Ловкая и хитрая женщина именно любезностью ставит на место соперниц. Потому говорить о честности между кошками не приходилось, и дон Роберт с ухмылкой иногда сам распалял эту стервозность: считал, что это хорошо двигает мотивацию и создает конкуренцию среди девчонок, заставляя выкладываться на все сто.

Среди конкурсанток немало четырнадцати-шестнадцатилетних девочек. Еще наивные доверчивые глаза. Хрупкие, не сложившиеся полностью фигуры. Они обаятельны, эти девочки, похожие на смазливых мальчиков, простодушны, и к ним тянет…

Дон Роберт из многих выделил одну. Лариса сидела в фойе прямо на полу, забыв про парчовое платье, и смотрела кругом усталыми, слезливыми глазами.

Он подошел к ней с обворожительной улыбкой хозяина.

— О чем ты думаешь, выходя на сцену?

— Ни о чем. Мне теперь все равно. Ноги отваливаются.

— Ну а все же?

— О том, что на свете я — единственная женщина.

Ларису он выделил неспроста: на нее у него были свои планы. Он видел ее будущее, предназначенное для него,