Великолепный век Сулеймана и Хюррем-Султан - П. Дж. Паркер

Его ожгло болью, которую, как он понимал, он никогда не сумеет погасить без нее… и с ней.

— Сын мой, в последней карете — мой подарок тебе. Иди, ибо только так можно осуществить мое желание… наши желания.

Сулейман замялся, но вскоре отошел от кареты, и мать задвинула полог.

Он покосился на ближайшего к нему офицера янычар. Тот стоял молча и неподвижно, словно высеченный из камня. Новый султан прошел мимо кареты, нагруженной дукатами и украшениями для солдат, а затем приблизился к каретам, в которых приехали три его сестры.

Даже сквозь многослойный газ он заметил, что Хатидже высунула язык и скосила глаза. Он подмигнул ей.

Хюррем испуганно съежилась за пологом, украшенным жемчугом. Когда султан приблизился, ее охватила дрожь. Она старалась разглядеть его, когда он остановился и потрепал гриву лошади, которая тащила ее карету по городу. Он выглядел просто изумительно в своем роскошном черном одеянии, расшитом золотом. Хюррем показалось, что лицо у него доброе, а кожа белая — почти такая же, как у нее. Он повернулся, и она увидела очертания его носа, губ и подбородка. Он красивый! Хюррем заерзала на бархатной подушке, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Сулейман дошел до кареты и остановился как громом пораженный, глядя на нее сквозь тонкую материю.

Сулейман наклонился вперед и отодвинул полог так, чтобы солдаты не могли видеть Хюррем. Он долго молча смотрел на нее.

Когда его лицо оказалось совсем рядом, сердце у Хюррем екнуло. Она увидела, что глаза у него черные, а губы… Его губы… Когда его теплая рука оказалась близко и отодвинула полог, из ее глаза выкатилась слезинка.

Фата, расшитая бриллиантами, упала ей на колени. Сулейман широко раскрыл глаза. Хюррем наблюдала, как его пристальный взгляд медленно осматривает ее лицо, как учащается его дыхание. Он взял ее маленькую ручку и поднес к своей груди; она услышала, как бьется его сердце.

Хюррем почувствовала, как тонет в его глазах, как плавится в жару его губ. Он…

Положив руку на сиденье кареты, Сулейман нагнулся. Сладость его дыхания пробежала по лицу Хюррем, и она закрыла глаза.

Он нежно прижался к ее щеке и смахнул слезинку губами.

После того как Сулейман снова сел на Тугру, несколько янычар распахнули огромные деревянные Ворота приветствия.

Второй двор Топкапы был меньше Первого, хотя и гораздо внушительнее благодаря изысканной планировке.

Необычайно пропорциональная крытая аркада была обрамлена каменным портиком с колоннами. Справа высился куполовидный Диван, где проходили заседания визирей имперского совета, где принимались законы и вершились судьбы Османской империи. А в дальнем конце двора, за благородным кипарисом и резными фонтанами, высились Ворота счастья, которые вели в личные покои, дворы и парк самого султана и его домочадцев.

Обычно во Втором дворе царила тишина, нарушаемая лишь журчанием фонтанов. Иногда на дорожки парка выбегали газели. Но сегодня здесь было много пашей, военачальников и иностранных послов, которые пришли засвидетельствовать свое почтение новому султану, — всего более семи тысяч человек. Проезжая в толпе, Сулейман кивал тем немногим, кого он знал лично.

Они несколько часов прождали его в полном молчании. Стоящие за спинами сановников пажи и рабы держали на плечах сундуки и подносы с дарами. Сулейман заметил изысканные ткани и редкие фрукты. Сверкали корзины с сапфирами, большие сосуды с благовониями и специями источали аромат. В золотых цепях за послом Египта стоял молодой жираф. В клетке, которую держали на плечах шестеро мавров, сидел лев — видимо, последний из тех, которые когда-то водились в Европе.

Спешившись, Сулейман поднялся на возвышение, построенное специально для церемонии под большим балдахином в Воротах счастья. Он сел на приподнятом диване, целиком закрытом золотой материей, расшитой драгоценными камнями. Вокруг него лежали подушки, расшитые изумрудами, рубинами и жемчугом. У него над головой и сбоку с балдахина свисали золотые и стеклянные шары. Они ослепительно переливались в лучах солнца.

Справа от него стоял великий визирь Ферхат-паша, который скрывал от подданных смерть султана Селима до тех пор, пока Сулеймана тайно не привезли из Манисы, чтобы он мог занять престол. Слева от него стоял Ибрагим-паша, глава Тайного совета и давний друг. Далее располагались сановники и придворные более низкого ранга. Яркость и разноцветье их костюмов могло бы посрамить даже самые пышные гирлянды экзотических цветов.

Сидя среди своих придворных, Сулейман то и дело косился на кортеж валиде-султан. Несколько карет въехали во двор и проследовали дальше, к Каретным воротам, за которыми находился гарем. Сулейман снова вспомнил красавицу, которую ему подарили.

«Она красивее, чем все тюльпаны Топкапы!»

Он почувствовал, что Ибрагим положил руку ему на плечо:

— Господин, послам пора приносить тебе дары!

Сулейман повернулся к другу, а затем к многотысячной толпе.

На то, чтобы представить все дары, ушел не один час. Солнце зашло, и по краям двора зажгли большие светильники, когда церемония наконец завершилась. Сулейман терпеливо ждал приближения каждого посла, который по традиции трижды простирался перед ним ниц, целовал подол его кафтана, придвигал свои дары и, пятясь, снова уходил в толпу, сложив перед собой руки. Всякий раз, когда к султану приближались, его телохранители выставляли пики навстречу. И Ибрагим, и Ферхат-паша попеременно шептали ему в ухо или внимательно осматривали подарки и сообщали, какого они качества и сколько стоят. В ответ Сулейман дарил каждому из послов тюки золотой ткани или вышитые вручную кафтаны из той же материи.

«Такой прекрасный цветок!»

После того как с формальностями было покончено, из кухни высыпали слуги, которые быстро расставили во дворе козлы и стулья. На столах появились золотые блюда, заваленные дымящимся жареным мясом, свежим хлебом и овощами. Выкатили бочонки с лучшими винами и шербетами; их разлили гостям. Под оглушительный грохот военных барабанов гости приступили к трапезе.

Ферхат-паша, великий визирь, занял место во главе стола и стал распорядителем пира. Сулейман и Ибрагим удалились через Ворота счастья в уединенные Третий и Четвертый дворы — личные апартаменты султана.

— Ибрагим, сегодня лучший из дней, — обратился Сулейман к другу, радуясь, что с формальностями покончено.

Они бок о бок шагали мимо жилых построек к большому парку, занимающему большую часть мыса Сарайбурну. Тихо переговариваясь, они шли между кипарисами и клумбами тюльпанов. Время от времени они смеялись, и их смех эхом отдавался от листвы и фонтанов, наполняя Сулеймана теплом, которое может подарить только дружба. Когда они добрались до вала, защищавшего дворец с моря, со стороны залива Золотой Рог и Босфора, они зашагали по узкой тропинке, усыпанной гравием. В полумраке друзья крепко держались за руки. Наконец они подошли к небольшому павильону, который возвышался над стеной.