Мастер охоты на единорога - Анна Малышева

Марьяна позвала в дом ужинать. Стол был накрыт в кухне, темноватой, с низкими дощатыми потолками. Почти треть комнаты занимала огромная печь, вымазанная, по старинке, белой глиной. Маленькие окошки почти не пропускали свет с улицы. На чисто вымытом полу, еще не до конца просохшем, были тут и там расстелены узкие, цветастые полосатые половики.

Во главе стола сидела старуха, с виду лет девяноста: коричневая от многолетнего «огородного загара», сморщенная, как печеное яблоко. Ее большие рабочие руки неловко держали ложку, которой она зачерпывала холодный свекольный суп.

– Вот «холодник»! – пригласила гостью Марьяна. – Со льдом, на свекольной ботве! И с рыбой!

«Холодник» оказался изумительно вкусным. Размешав в миске шматок густой, деревенской сметаны и отведав этого летнего деликатеса, Александра спросила себя, в каком традиционном белорусском ресторане ей бы подали подобное блюдо.

Старуха ела аккуратно, размеренно, с истовым уважением к еде, свойственным старым крестьянам. Она накрошила в суп серого хлеба и, крепко обхватив ложку корявыми пальцами, похожими на корни столетней прибрежной ивы, отправляла в рот тюрю. Ее полуприкрытые, впалые черные глаза слезились. Внучок, на которого уже были надеты штанишки, не иначе, как ради гостьи, притулился у бабки под боком. Возя ложкой по дну миски, не сводя круглых черных глаз с гостьи, он то и дело промахивался мимо рта. Мать, почти не глядя, утирала полотенцем розоватые струйки ботвиньи, сбегавшие по его подбородку, и не переставала радушно угощать Александру:

– А вы кушайте, кушайте! Я еще драники затеяла, не знаю, любите ли вы?

– Что вы, ночь уже скоро, какие драники… – слабо воспротивилась Александра.

– Ну, а когда нам спокойно за стол сесть – только на ночь глядя… – засмеялась Марьяна. – Днем все дела. Один огород чего стоит! Мы для рынка клубнику и огурчики выращиваем. Бабуля у нас главная по теплицам, а я на рынке утром стою. Муж крутится по области, он строитель. Так и живем… Неплохо живем, нам даже завидуют.

Марьяна самодовольно улыбнулась, ей явно было очень приятно сознавать, что ей могут завидовать.

– Так я сделаю драники, дел-то! – заявила она, поднимаясь из-за стола. – А то Стаська мне покоя не даст, он уже все прочуял… Как вам «холодник»?

– Изумительный! – с чувством ответила Александра.

– В Минске вы такого не поедите, тут же все свое, только что бегало, росло! – польщенно сощурилась молодая женщина. – Рыбка еще утром в Припяти плавала.

– У вас тут… Припять? – Александра положила ложку рядом с тарелкой. «Холодник» внезапно потерял всякий вкус.

– А что же? – удивленно ответила Марьяна. – Конечно, Припять. Есть еще Цна, но это в Дятловичах, например. Там рыбы больше, но там и район зараженный. А у нас все чистое, вы не беспокойтесь!

Пристыженная взглядом этих черных блестящих глаз, внезапно сделавшихся мудрыми, все понимающими, Александра вновь взялась за ложку. Трагедия, менее чем двадцатилетней давности, о которой она, живя в Москве, думала очень редко, сейчас была перед ней и выглядела так уютно, так обыденно: бабушка в беленьком платочке, цветущая внучка, черноглазый правнук, пытающийся пальцами отловить в супе кусок рыбы, упитанный серый кот, тяжело спрыгнувший с лежанки под печью и крадущийся по своим кошачьим делам к двери. «И все вот это однажды, таким же прекрасным вечером, накрыло отравленным облаком…»

На огромной чугунной сковороде, едва ли не ровеснице бабушки, заворчало мутное масло, налитое из толстостенной старинной бутыли. Александра с удивлением заметила на зеленоватом стекле рельеф: двуглавого орла.

– Какая у вас старая бутыль! – невольно произнесла художница. – В Москве за такие вещи любители немалые деньги готовы отдать. Все, что с царским гербом, сразу продается.

– Неужто? – засмеялась Марьяна. Ее округлые смуглые руки уже были по локоть в муке. – Бабуль, ты слышишь? Нашу бутыль в Москве дорого можно продать!

Бабушка сказала что-то по-белорусски и с таким выговором, что Александра ничего не поняла. Марьяна перевела:

– Бабуля говорит, что нужную вещь продать трудно, а вот всякую дрянь люди сразу раскупают!

– И ваша бабушка совершенно права! – кивнула Александра.

Скоро драники были готовы. Когда Марьяна поставила их на стол, в глубокой глиняной миске, они еще шипели. Немногословный внучек сразу вонзил в коричневый край картофельного оладья острые новенькие зубки. Старуха ела степенно, не торопясь, высасывая масло из драника. Марьяна потчевала гостью:

– Грибов возьмите… Еще прошлого года грибы! Я мариную их в меду… Мед у дяди Миши беру, у него свои ульи.

– Как у вас все вкусно… – Александра ела уже с трудом. – Просто невозможно оторваться, хотя я уже сыта.

Довольная, хозяйка рассмеялась:

– А побывали бы вы у нас осенью! Осенью муж никогда не работает, все охотится. Тогда и лосятина у нас есть… Губы маринованные лосиные ели? Нет? Так я и знала! А у нас бывают!

Старуха вновь что-то проговорила, с церемонно равнодушным видом, показывающим, что она не хочет мешаться в разговор. Марьяна перевела:

– Она говорит, что прежде это было только панское кушанье. Ну, а у нас сейчас его только охотники едят. Вот вы приезжайте к нам осенью! Может, и о Наташе что-то узнаем…

– Что ж… – с тяжелым сердцем ответила Александра, кладя вилку на край опустевшей миски. – Может, и узнаем. Не могла ведь она бесследно пропасть. А вот скажите мне… Вы ведь вместе учились в школе! Был у нее здесь какой-то молодой человек?

Марьяна прищурилась:

– Это зачем?

– А может, он знает, где она сейчас? У кого еще спросить? Мачеха, как мне сказали, для переговоров не годится, да и не пошла бы Наталья к ней. К вам и к соседу она не заглянула. Так может быть, к своему бывшему парню зашла? Может даже, вы и не ошибаетесь вовсе и правда видели ее на вокзале! Может, они вместе отсюда и уехали?

Правда, Александра сомневалась, что Марьяна не узнала бы в человеке, сопровождавшем Наталью, своего бывшего одноклассника или ближайшего соседа, каковым мог быть бывший парень исчезнувшей девушки. И все же не задать этот вопрос она не могла.

А Марьяна не торопилась отвечать. Она сидела, задумавшись, подперев разрумянившуюся щеку кулаком. Ее блестящие глаза вдруг потускнели.

– Был у нее парень, – чужим, скучным голосом вдруг заявила она. – Старше ее на пять лет. Только он был не здешний, не из Лунинца. Он был из Дятловичей.

– Это где, Дятловичи?

– Двенадцать километров отсюда. Так, большая деревня. Тысячи три, что ли, людей или поменьше. Он на наши дискотеки приезжал, на автобусе, с друзьями. Наташа с ним ходила… И жить даже к нему домой пару раз перебиралась. У нее-то дома, вам дядя Миша говорил, что творилось? Ну, вот. Мы все думали, они после школы поженятся… Любили друг друга очень. Как в кино… И его родители были согласны, мне Наташа говорила, что хорошие люди.