Ева - Ева Миллс

– О чём ты говоришь?

Внезапно весь огонь меня покинул. Я почувствовала себя выжатой досуха и очень, очень замёрзшей. Что на меня нашло, что я горожу сейчас?

– Ни о чём. Это так, из книжки. Конечно, я не серьёзно, Нил. Просто нервничаю из-за твоего отъезда. Да и ещё мне через пару дней в школу, сам знаешь сколько всего в выпускном классе… потом я у Голда, мы почти не сможем видеться.

– Подожди, ты что, ты останешься и дальше у него работать?

– Мы не говорили ещё об этом, но я думаю, что да. А что?

– Я думал, это только на лето.

– Так и было, но теперь всё изменилось. А почему ты недоволен? Мне казалось, тебя устраивает, что ты всегда знаешь, где меня можно найти.

– Так-то оно так…Но Ева…Мне не нравится всё это. Ты проводишь в лавке у этого старика слишком много времени. Он влияет на тебя – вот откуда в твоей голове все эти дикие мысли! Нью-Йорк, писательство, стипендия. Кто он вообще такой, этот Голд? Почему твои родители ему доверяет несовершеннолетнюю дочь? Может, он какой-то скрытый извращенец? Скажи, он трогает тебя? Поддерживает за талию, когда ты лазишь по этим стремянкам?

Я в шоке уставилась на него, пытаясь понять, не шутит ли он, но нет, Нил городил эту чушь на полном серьёзе.

– Нил, заткнись, что ты несёшь! Очнись! Он просто учит меня!

– И чему же он тебя учит? Искусству любви?

Я врезала ему так сильно, что его голова покачнулась. Нил не ожидал удара и не успел перехватить мою руку. На какое-то страшное мгновение я испугалась, что он сейчас ударит меня в ответ, но он взял себя в руки и смотрел в землю, тяжело и глубоко дыша.

Мне хотелось немедленно оказаться в другом месте, но я не могла пошевелить ни одним мускулом.

Что я наделала, что мы сейчас оба делаем?

– Мы были у Фрэн и Ника. -Нил заговорил вдруг, без предисловий, не поднимая на меня глаз. – Они сняли однокомнатную квартирку в Бейсайде, там темно и нет даже кондиционера! Ник до сих пор не нашёл себе нормальной работы – ты же знаешь, он классный специалист, но мест нет, ему везде отказывают. Мы подозреваем, что это дело рук нашего отца – так он хочет заставить Ника одуматься, но эти два барана друг друга стоят. Чтобы оплачивать счета, Ник по утрам подрабатывает в доках. Фрэн устроилась посудомойкой в прокуренном баре через дорогу. Я видел её руки. Они красные и потрескавшиеся. Оба наотрез отказываются вернуться. Мне пришлось вести машину, когда мы ехали домой, потому что мама плакала всю дорогу обратно.

– Ева, я боюсь. Столько всего происходит вокруг и мне всё время кажется, что я что-то делаю неправильно. Мне кажется, что я плохой сын, плохой брат, плохой друг и иногда, глядя на тебя, мне кажется, что и парень я никудышный. Мне кажется, что ничего от меня не зависит. Я не уверен в наших отношениях. Скажи, что у нас всё хорошо. Скажи, что любишь меня.

Он не замечал, но по его щекам текли слёзы. В первый раз я видела плачущего мужчину и это было…неловко. Это было неправильно, он не должен был плакать, я не должна была этого видеть. Я чувствовала себя сильнее и старше его. Я испытывала жалость. Ещё больше захотелось уйти, не отвечать сейчас, просто взять паузу и не думать, а лучше почитать книгу, забыть обо всём, что было сделано и сказано за этот час. Чтобы поскорее покончить с этим, я взяла лицо Нила в ладони, посмотрела в глаза.

– Я люблю тебя. – именно тогда я впервые произнесла эту фразу неискренне и невидимые сети лжи опутали меня с ног до головы.

– Ты всё ещё моя девушка?

– Да. Конечно. А теперь пойдём. Мне пора возвращаться.

***

Наверное, что-то было у меня в лице, когда я вошла в лавку, потому что Голд посмотрел на меня пристально, прищурив глаза, но ничего не сказал. Я села читать «Ярмарку тщеславия». Эта книга раньше всегда нравилась мне, но сейчас я просто какое-то время тупо смотрела в страницу, а потом переворачивала её. Голд кидал взгляды в мою сторону и молчал. Не знаю, сколько прошло времени, когда он поставил стул перед моим креслом. Нехотя я подняла на него глаза. Если он скажет про Нила что-то плохое, я закричу. Но Голд кивнул на «Ярмарку».

– Быть может, и какая-нибудь наша милая читательница наряжает осла во всю пышность и блеск своего воображения, восхищаясь его тупоумием, как мужественной простотой, преклоняясь перед его себялюбием, как перед мужественной гордостью, усматривая в его глупости величественную важность?19

– Если бы мы знали, что думают о нас наши близкие друзья и дорогие родственники, жизнь потеряла бы всякое очарование и мы всё время пребывали бы в невыносимом унынии и страхе.20

Он шутливо поднял руки: – Туше.

Мы помолчали.

– Знаешь, можно ведь не дочитывать.

– Но я же сама выбрала эту книгу.

– И всё равно ты имеешь право оставить её в любой момент.

– Я так любила её раньше.

– Ты изменилась, а книга осталась прежней. Так бывает.

– Но книга…книга может решить, что я её предала.

– Настоящая книга тебя всегда простит.

– Но если в этой книге мои мечты!

– Мечты всегда хороши, пока не посмотришь на них вблизи.

Я вдруг вся покрылась мурашками.

– Это тоже книга?

– Нет, это жизнь.

Голд потянул Теккерея у меня из рук. Я отпустила.

– Ева, ты должна сказать младшему Нолану, что хочешь с ним расстаться.

Краткий миг возбуждения от спора прошёл и на меня снова навалилась апатия. Всё было слишком сложно, я не хотела этого понимать. Каждый знал, как мне надо поступать. Скажи Нолану, что хочешь расстаться. Через секунду после того, как пообещала его ждать? Неужели он не понимает, что это невозможно? Я мечтала, чтобы меня оставили в покое. Я соврала Голду, как недавно Нилу, согласилась, лишь бы он отстал.

– Хорошо. Я скажу.

– Нужно сказать до его отъезда. Я знаю, это больно и страшно, а ты не из тех, кто любит встречать неприятности лицом к лицу, но ты должна. Это важно. Понимаешь?

– Да. Я скажу.

Голд приподнял меня за подбородок и долго смотрел в глаза, как будто выискивая доказательства того, что я вру. Потом поднялся.

– Хорошо. Давайте попробуем и посмотрим, что получится. А сейчас я отправлю тебя домой.

– Отправите? В тыквенной карете?

– Не совсем. Скорее, на тыквенном ковре-самолёте.

Он вышел на крыльцо и громко позвал Лукаса, курившего у дверей бара.

– Эй ты, Рыжий! Подойди.

Лукас бросил окурок и затоптал его, потом неспешной походкой перешёл через дорогу и протянул Голду руку.