Человек в поисках себя - Ролло Мэй

Это приводит нас к наиболее важной точке в понимании динамики столь популярного современного самобичевания, а именно: обличение самого себя – самый быстрый способ получить суррогат чувства собственного достоинства. Те люди, кто почти, но еще не совсем, утратили чувство собственного достоинства, в целом имеют очень сильную потребность в самопорицании, поскольку это самый доступный способ притупить мучительную боль от ощущения никчемности и ничтожности. Это как если бы человек говорил самому себе: «Я, должно быть, чего-то стою, если так сильно достоин порицания» или «Посмотрите, какой я замечательный: у меня такие высокие идеалы, и мне так стыдно за себя, что я до них не дотягиваю». Один психоаналитик однажды намеренно подчеркнул, что когда кто-то в психоанализе долго критикует себя за ничтожные прегрешения, ему хочется спросить: «Как думаете, вы кто?» Люди, занимающиеся самобичеванием, очень часто стараются показать, насколько они важны, что Богу есть до них дело, чтобы даже наказывать их.

И таким образом, в большинстве случаев самопорицание – это ширма, прикрывающая высокомерие. Те, кто думают, что преодолели гордыню через самопорицание, могут поразмыслить над следующим высказыванием Спинозы: «Тот, кто порицает себя, – следующий за гордецом». В Древних Афинах, когда один политик в попытке получить голоса трудящихся появился в скромных одеждах с огромными дырами, Сократ вскрыл его «маскировку» восклицанием: «Ваше тщеславие проглядывает сквозь каждую дырку вашего одеяния».

В большинстве случаев механизм самопорицания в наши дни можно наблюдать в психологических депрессиях. Например, ребенок, ощущающий, что его не любят родители, всегда может сказать, обычно – самому себе: «Если бы я был другим, если бы не был плохим, то они бы меня любили». Посредством этого он избегает встречи с ужасом и полной силой понимания, что он нелюбим. Так же и со взрослыми: если они обвиняют самих себя, то им не надо в полной мере испытывать боль от изоляции и опустошения, а факт, что их не любят, в этом случае не подвергает сомнению их ощущение собственной ценности как личностей. Поскольку они всегда могут сказать: «Если бы не тот или этот грех или плохое поведение, то меня бы любили».

В наш век пустых людей повышенный интерес к самопорицанию похож на хлестание больной лошади: этим достигается временный прогресс, но и приближается конечный коллапс достоинства личности. Суррогат самопорицания вместо самоуважения дает отдельной личности способ избежать открытой и честной конфронтации с собственными проблемами изоляции и никчемности и способствует псевдосмирению вместо честного смирения того, кто стремится реалистично оценить свою ситуацию и конструктивно сделать все от него зависящее. К тому же суррогат самопорицания дает человеку рациональную базу для само-ненависти и таким образом еще усиливает его тенденцию ненавидеть себя. И поскольку обычно можно провести параллели между отношением одного человека к другим и его отношением к самому себе, то скрытые тенденции к ненависти к другим людям у такого человека тоже получают дополнительную рационализацию и усиление. Переходы от ощущения своей никчемности к самоненависти, а оттуда – к ненависти по отношению к другим – совсем не большие.

В тех кругах, где проповедуется самопрезрение, конечно, никогда не объясняют, почему человек должен быть столь невежлив и бесцеремонен, чтобы навязывать свое общество другим людям, хотя считает себя угрюмым и тоскливым. Кроме того, есть масса противоречий в доктрине, что нам следует ненавидеть себя, свое «я», и любить других, очевидно ожидая, что они будут любить нас – человеконенавистников, каковыми мы и являемся, или же что чем больше мы ненавидим себя, тем больше любим Бога, совершившего ошибку и создавшего это презренное существо – «я».

Однако, к счастью, нам больше не нужно спорить о том, что любовь к себе не только необходима и благотворна для нас, но также является предпосылкой к тому, чтобы любить других. Эрих Фромм в своем убедительном анализе «Эгоистичность и любовь к себе» вполне ясно показал, что корни людской эгоистичности и чрезмерной заботы о себе на самом деле уходят к внутренней самоненависти. Он указывает на то, что любовь к себе – это не только не эгоистичность, но и фактически – ее противоположность. Другими словами, человек, считающий себя недостойным, вынужден поддерживать себя эгоистическим возвеличиванием, в то время как у человека с положительным восприятием собственной ценности, то есть у человека, который себя любит, есть основа для щедрого отношения к ближнему. К счастью, из дальней религиозной перспективы также становится понятно, что существующие самобичевание и самопрезрение являются результатом определенных проблем современности. Уничижительное видение личности у Кальвина было тесно связано с тем фактом, что люди ощущали себя крайне незначительными в индустриальном развитии современного ему периода. А самопрезрение XX столетия берет свое начало не только в кальвинизме, но и в нашей болезни опустошенности. Поэтому современное презрительное отношение к себе не является отражением давней иудейскохристианской традиции. Кьеркегор изобразил это наиболее понятно:

Другое возражение, которое мы упоминали выше, может возникнуть у читателя в форме вопросов: «Не должны ли мы пытаться забыть о себе?», «Не приводит ли самоосознание к тому, что осознанный человек становится застенчивым, напряженным и социально скованным?». Некоторые из вопрошающих всенепременно упомянут знаменитую многоножку, которая плохо кончила, потому что слишком много «думала, какая из ног должна идти за какой, да так и осталась лежать в норке». Очевидно, что мораль тут следующая: «Вот что происходит с тем, кто слишком много думает о том, что он делает».

Прежде чем дать ответ на эти возражения, мы обязаны отметить, насколько неудачно самоосознание в этой стране идентифицируется с нездоровым самоанализом, застенчивостью и смущением. Само собой разумеется, что последнее в этом мире, чего бы хотелось человеку, – это быть осознанным. Но наш язык сыграл с нами злую шутку, немецкий язык более аккуратен в этом отношении, поскольку в нем «самоосознание» также означает и «уверенность в себе», как оно и должно быть.

Один пример внесет полную ясность в понимание того, что предмет нашей беседы – противоположность застенчивости, скованности и болезненному самоанализу. Некий интеллектуально очень развитый и, на первый взгляд, кажущийся весьма успешным молодой человек обратился за психотерапией потому, что его спонтанность была блокирована почти полностью. У него не получалось полюбить кого-либо, он не испытывал никакого удовольствия от дружеского общения. Достаточно сильная тревожность и повторяющаяся время от времени депрессия сопровождали эти проблемы. Он имел привычку отстраняться от себя, смотреть на себя как бы со стороны, не позволяя себе проявлять чувства, до тех пор пока забота о себе не стала для него болезненной. Слушая музыку, он настолько концентрировался на том, насколько хорошо он слышит, что вообще не слышал этой музыки. Даже занимаясь любовью, он будто стоял рядом, смотрел на себя и спрашивал: «Хорошо ли мне?» Как можно догадаться, это изрядно портило ему жизнь. Попав в кабинет психотерапевта, он испугался, узнав, что ему нужно будет еще лучше познакомиться с собственным внутренним миром, что он станет еще больше «самоосознающим» и поэтому его уже имеющиеся проблемы усугубятся.