Первомайка - Альберт Зарипов

«Так, штатное вооружение „двадцатьчетверок“ запомнили, и скорее всего, на всю оставшуюся жизнь. Когда же у них эти ракеты кончатся? Нет бы на другую позицию перелететь, так прицепились же к одному месту. И что они там так упорно долбят?» Я медленно приподнялся на затекших от долгого сидения ногах и стал осторожно перебираться к правому краю дувала, стараясь не обращать внимания на пролетающие ракеты… Пока село обстреливали Ми-24-е, огонь боевиков был заметно слабее и можно было даже выглянуть из-за дувала, чтобы посмотреть на происходящее.

Первомайское продолжало гореть, застилая все вокруг сизым дымом. Автобусы почти все уже догорели, превратившись в обугленные остовы. Справа вдалеке от села тоже был виден густой столб черного дыма. Приглядевшись, я увидал, что это на позициях десантников горела БМП, приданная им в усиление. От окраины до моста было метров девятьсот, и поразить на таком расстоянии боевую машину пехоты мог или незаметно подобравшийся гранатометчик с РПГ, или же расчет ПТУР, засевший в крайдомах.

Снайпера нигде не было видно, и я выстрелил «Мухой» в бойницу, сложенную из кирпичей меж блоков. Разглядывать же в оптический прицел на таком близком расстоянии и во время перестрелки было чистым безумием. Приходилось просто осторожно выглядывать, чтобы уследить за обстановкой. Моя группа практически в полном составе засела за невысокой каменной стенкой справа от меня и обстреливала крайние дома короткими очередями. Иногда раздавались и длинные пулеметные очереди, видно, гранатометчик, ставший на время боя пулеметчиком, решил тоже без дела не сидеть. Слева от меня залегла группа Валеры Златозубова.

Положение ее было более трудным: солдаты заняли позиции за невысокими, по колено, остатками стенки, и плотный огонь с той стороны практически не давал им даже головы приподнять. Только когда вертолетная пара ложилась на боевой курс за ними и начинала долбить село ракетами, только тогда вторая группа могла вести более прицельный огонь по боевикам. Но даже если вертолеты улетали и огонь радуевцев становился более ожесточенным, они и тогда старались отвечать огнем на огонь.

Я собрался уже перебегать обратно к своей группе (все-таки сидеть в отрыве от основных сил не годится для командира группы, да и стрелять из бесшумной снайперской винтовки навскидку и одиночными выстрелами тоже было не в кайф), когда вертолеты внезапно улетели, и им на замену никто не прилетел. Видно, летчики израсходовали весь боезапас и улетели на аэродром пополнять его.

Я сидел на корточках, прислонившись спиной к глинобитной стенке, и чувствовал, как дувал сотрясается от пуль, попадающих в него с той стороны.

«Да, если долбанут из гранатомета, стенка не спасет», — лениво подумал я. Мое тело дрожало мелкой противной дрожью от холода. Обмундирование сильно промокло от лежания и переползаний по мокрому снегу, и очень сильно хотелось сменить белье и погреться у костра. Но до дневки было метров пятьсот, да и боевики постоянно напоминали о себе сильным огнем. Практически по всему периметру Первомайского стрельба почти затихла; наши доблестные спецформирования, находившиеся с юга, устроили массовый перекур, лежа на своих первоначальных позициях. Радуевцы, согласно законам шариата, были людьми равнодушными к табаку.

И тем не менее решили дать прикурить, и довольно-таки основательно, нашим двум разведгруппам, залегшим на расстоянии броска ручной гранаты от северной окраины села. Огонь боевиков заметно усилился, и пули роями проносились сверху и по бокам дувала, с пронзительным визгом рикошетили от железных столбиков, возвышавшихся справа от меня, и с глухим чмоканьем втыкались в сырую землю.

Перед моими глазами находился небольшой остаток дувала высотой в полметра, и пули, попадая в подсохшую глину, то отламывали ее кусками, то рикошетили, поднимая облачка пыли и песка.

«Наверное, с крыши долбят или сбоку», — равнодушная пробежала мысль.

Остатки глинобитных и каменных стенок, за которыми укрылись атакующие, когда-то давно были длинным зданием колхозной фермы, построенной вдоль канала. Мои солдаты сидели за сложенными из камня и цемента полутораметровыми стенками, и было им очень даже хорошо и спокойно. Вторая же группа лежала, прижавшись к земле, за небольшими остатками глинобитной стены, оставшимися от все той же фермы. А я сидел между группами и иногда жалел, что горе-строители колхозных ферм выложили это здание лишь наполовину из камня.

Осторожно пробую выглянуть из-за дувала, но очереди над головой не дают это сделать. Слышу за спиной чей-то топот и оборачиваюсь: к моему дувалу с телом АГС-17 несется, пригибаясь, откуда-то из тыла капитан Гарбузов. Благополучно добежав до укрытия и едва отдышавшись, он орет кому-то:

— Минулин, давай!

Следом к нам пронесся боец со станком от гранатомета. Последним на трубный зов капитана прибежал второй солдат с двумя коробками снаряженных гранатами лент.

Как ни в чем не бывало вся троица, едва умещавшаяся за стенкой, начала готовить автоматический станковый гранатомет к стрельбе: сначала развернули ножки станка, который затем быстро перевернули и установили на лапы, довернув фиксатор до упора; сразу же на станок установили тело гранатомета, а уже к телу АГС-17 справа подвесили коробку с гранатами. И вот капитан с усилием дергает за ручку заряжания и досылает первую гранату в ствол АГСа. Маленькая пушчонка с лентой в двадцать девять выстрелов калибром в 30 миллиметров готова к стрельбе. Осталось только выставить его за стенку и вдарить прямой наводкой по врагу. Вообще-то этот гранатомет имеет прицельную дальность стрельбы в 1730 метров, и расчет мог спокойно сидеть на наших основных позициях и поливать Первомайское огнем, как дождем. Но вся троица артиллеристов-разведчиков была из группы Валеры Златозубова и решила не отставать от своих товарищей.

Я лишь наблюдал за возней своих новых соседей как посторонний наблюдатель; когда капитан решил выглянуть из-за стенки, чтобы выбрать подходящую цель, я только предупредил его:

— Сильно не высовывайся. Тут все пристреляно.

Капитан выставляет для обозрения свое широкое лицо; через секунду в дувал в нескольких сантиметрах от него с визгом впивается несколько пуль, кроша и разбрасывая сухую глину. Гарбузов инстинктивно прячется за стенку, поворачивает запорошенную пылью физиономию и протяжно комментирует:

— Да-а-а. Попробую с другой стороны.

Он не успевает перебраться к другому краю дувала, как в невысокий металлический столбик, стоящий на одном уровне со стеной в метре от нее, с металлическим лязгом ударяет несколько пуль. Солдаты только втягивают головы в плечи от близких попаданий боевиков. Бойцы притащили с собой деревянный ящик из-под патронов, в котором находятся выстрелы к гранатомету, и теперь сидят на корточках и снаряжают ими пустые ленты для АГС-17.

По радио на связь с расчетом выходит командир второй группы, материт их и требует прикрыть его огнем. Капитан орет в микрофон, что ему высунуться не дают боевики. Мне очень хорошо слышно, как кричит капитан, но и голос Валеры Златозубова я могу без труда различить в грохоте боя: его группа лежит в нескольких десятках метров от нашего дувала, и командира-2 я слышу и без радио.