В Сырах - Эдуард Лимонов

Хитрая, она не тащила его в клетку, это, может быть, сделали бы глупые крысы. Она прятала краденое добро в недрах квартиры: как правило, под пуританскую койку в моём кабинете, Я видел некое количество раз, как она выходила из-под койки. Однако ни в чём её не заподозрил, так как вид у неё был самый невинный. На её физиономии был обычный деловой оскал: животное прогуливается, имеет право, и отстаньте все.

Позднее я обнаружил всё же под койкой несколько кусков с деликатными бороздками от её зубов. Она не позволяла себе вульгарно объедаться мылом, она его деликатно дегустировала, так сомелье, дегустаторы вина, наполняют палату рта своим излюбленным продуктом, действуя вином на все рецепторы. Ах! Ах! — возможно, думала она, чувствуя, что жизнь прекрасна.

Благодаря покинувшей меня бультерьерочке я не только значительным образом пополнил свои знания в зоологии, но и приобрёл друга, точнее подругу, поскольку это была she-крыса. Подругу остроумную, с чувством юмора, любившую игры и развлечения. Про игры и развлечения можно и потом. Вначале о знаниях в зоологии.

Больше всего меня потрясли ногти моей Крыс. У нее, оказалось, были не какие-то там вульгарные костяные когти, как у кошек или медведей в зоопарке, но именно умилительные, миниатюрные ноготочки, как у детей или старушек! Бультерьерочка давным-давно, ещё когда мы познакомились, рассказывала мне о ноготках своих крыс (их у неё перебывало множество), тем не менее я испытал шок, увидев ноготки впервые. Если бы всем детям в школах показывали крыс с ноготками, думаю, дети вырастали бы куда менее жестокие.

Шерсть у Крыс была изначально белой, но постепенно пожелтела к старости. Старость увы, навалилась на мою подругу довольно быстро. Когда она попала ко мне, ей было уже два с лишним года, а живут крысы всего-ничего: три-четыре года, и только. Дальше я расскажу о мучительном процессе её старения, а сейчас общие положения.

Она была потомком лабораторных крыс, и потому белая, а глазки, как у всех альбиносов — у неё были розово-красные. В темноте и при вспышках фотоаппарата они горели дьявольским огнём. А по характеру Крыс была ангел с хвостом.

Хвост. Знаменитый хвост, якобы омерзительный, оказался таким же нормальным и полезным органом её тела, каким у нас являются ноги и руки. Однажды она, хитро озираясь на меня, показала мне фигуру высшего пилотажа. Порыскав по столу, она подкатила сырое куриное яйцо под мордочку и, взяв его передними лапами, перевернулась на спину. Поёрзала в таком положении по краю стола и вдруг упала вниз, на пол, хвостом вперёд. Хвост смягчил её полёт, яйцо не разбилось (!), и она, победоносно донеся его до своей клетки, положила яйцо у порога. Вот так! И гордо оглянулась на меня. Я ей зааплодировал… Когда мы с ней бегали в большой комнате, я — впереди, она — за мной, она держала хвост строго параллельно полу, над полом, так высоко как ей позволял её небольшой росточек. Она смешно следовала моим всем поворотам и повторяла их. В этом, я вспомнил, она была похожа на сокамерников моих в третьем корпусе Саратовского централа. На прогулке в его обширных двориках (да остаются они неизменно обширными для следующих поколений заключённых) я первые дни бегал трусцой один, следуя периметру дворика, вдоль стен. Впоследствии ко мне присоединялись мои молодые сокамерники, а иногда, о чудо, даже наш старший по хате Игорь. Оглядываясь, я видел пыхтевших зэков, их старые тапочки старательно повторяли стук моих старых тапочек.

Хвост для крысы — пружинистый крючок, как хобот у слона, она им вытворяла неимоверные вещи. А то, что он покрыт ороговевшей шкурой, к этому быстро привыкаешь, не вызывает же омерзения клешня краба.

Однажды, довольно-таки нетрезвый, когда мы с ней бесились в большой комнате и я догонял её, а она трусцой летела от меня, я не рассчитал и своей большой лапищей в ботинке наступил ей на её хвостик. Она подпрыгнула на полметра, ей-богу, издав такой душераздирающий звук, что испугался бы и сам чёрт. Она подпрыгнула стоя горизонтально! Как ей это удалось, попирая все законы физики! Приземлившись на пол, она стала дыбом на задних, злая-презлая, представляю, как ей было больно, ведь я в сравнении с нею был, как сейф, как слон. Пасть у неё была оскалена, глаза горели, она, видимо, собиралась кусануть меня что есть мочи, но вовремя вспомнила, что это я, её Вожак, её босс. Она опустилась, отбежала в угол, села ко мне спиной и стала зализывать свой болезный хвост. Целые сутки после этого она дулась на меня и отказывалась есть. Только к вечеру следующего дня мы помирились.

В начале моего повествования о моей жизни в Сырах я уже рассказал о некоторых повадках моей Крыс, здесь я лишь упорядочу сведения о ней, как того требует некролог, ведь я пишу ей некролог, моей зверушке, она скончалась 10 марта 2005 года, в марте — как оба моих родителя, через год после отца и за три года до смерти мамы моей.

Досталась она мне во взрослом возрасте полутора либо двух лет, а когда умерла, ей было года четыре. Первые признаки её старения я увидел внезапно, однажды вечером заметив, что ритуал влезания по моей штанине она выполняет не так резво, как прежде. Приглядевшись, я заметил, что при залезании по джинсовой ткани она более всего налегает на передние лапки, а задними только помогает. Впрочем, я не был уверен, что это так, но встревожившись, продолжил наблюдение. Оказалось да, мой зверь подволакивал правую заднюю лапу за собой. Я, ради такого серьёзного случая отправился в «Зоомагазин» в сопровождении охранников, это было на Старом Арбате. В «Зоомагазине» густо пахло зверьми. Мне, очень неожиданному клиенту, объяснили (длинноносая девушка в очках меня узнала), что у крыс к старости паралич задних ног является обычным заболеванием. Да, так вот! Девушка сочувственно чмокнула.

— Может быть, вы хотите купить новую крысу? У нас богатый выбор.

— Нет, спасибо, — отказался я. Моя крыса уже раздирает моё сердце, только новой мне и не хватает. — А нельзя ли её вылечить?

— Бесполезно. — Это уже была реплика взрослой, старой скорее, продавщицы. Она появилась из подсобного помещения. — Так у крыс выражается старение, это уже ведь не болезнь, но признак старческого ослабления организма. Вы заметили, что ваша крыса движется в десятки раз больше вас? У них уходит масса энергии на процесс жизнедеятельности, потому они и живут так недолго. Смотрите, как они активны.

У наших ног, в клетках бегали, метались, дрожали крысята. Не только белые, но и пятнистые, белобурые.

— Ну и что теперь, ждать пока она умрёт?

— К сожалению, другого выхода нет, — вздохнула продавщица животных. — Против смерти нет лекарств.

Мы вышли из магазина. Смеркалось. Сели в машину, оставленную в Калошином переулке. «Волга» заурчала и поехала.

— Ну что? — спросил водитель Стас.

— Ноги у нее отнялись от старости. Скоро умрёт.

Дома я выпустил Крыс из клетки. Она, как безногий инвалид, оперируя только короткими передними лапками, выбралась из клетки. Побежала, волоча за собой заднюю часть тела, коготки скрипели по линолеуму, к моим ботинкам. Стала взбираться по джинсам, но не удержалась, упала. Я поднял её, смущённую своей новой немощью. Ей-богу, у неё был извиняющийся вид, выражающий что-то вроде: «Прости, босс, я не пойму, что со мной, видимо, я больна или состарилась». Я поднял её и посадил на плечо. Она даже не заскрипела зубами, бедная моя, до того она была деморализована. Я попытался накормить её кусочком котлеты, дал ей сладкий сухарик, обычно я держал для неё неприкосновенный запас, но и сладкий сухарик не поднял её настроения. Она сидела на столе, у моего прибора, и даже не имела сил понарошку куснуть меня за руку, когда я потянулся к бокалу с вином. Обычно она всегда так поступала.