Запрет на тебя - Елена Тодорова

– Ах-х-х… – толкаю хрипом в потолок.

Жду… Жду, и все равно, мать вашу, выпадаю, когда ее маленькая ладошка сжимает мой член. Длины ее пальцев не хватает, чтобы обхватить полностью, но давит Чаруша со всей дури.

Больно. Кайфово. Убийственно.

Содрогаюсь всем телом. Стонами расхожусь. Срываюсь.

Оборачиваю руку вокруг ее тела и резко подбрасываю вверх. Маринка член мой теряет. На инстинктах ногами меня обвивает. Вклеиваюсь аккурат, куда так стремлюсь.

– Только не в меня, – шепчет колдовская погибель.

– Не буду, – давлю сквозь зубы обещание.

В лицо ей смотрю. Пожираю тотально. Медленно сливаю взгляд вниз. Мог бы каждый миллиметр заклеймить. Там, где наши тела соединяются, притормаживаю. Свирепо втягиваю запахи. Со стоном прикрываю глаза и откидываю голову назад. Поливает ее в этот момент знатно. Остужает ли? Даже при учете того, что температура стремительно на спад пошла, черта с два помогает.

– Даня…

– Молчи, – рычу и затыкаю Маринку поцелуем.

Терзая губы, вроде как осторожно членом в ее сочной расщелине скольжу. Да, мать вашу, какой там осторожно! Раскидывает меня с первых секунд. По всему телу жгучими молниями удовольствие летит.

Что за хренотень?

Будто год не трахался. Будто вообще никогда не вкушал грех плотского блаженства. Будто начисто стер все программы и по новой дорвался до неизведанного.

Детокс и медитации не давали такого эффекта. В последнее время, когда терял интерес к сексу, чтобы воскреснуть, приходилось все дольше и дольше затягивать воздержание. А сейчас? С Маринкой меня крушит с двенадцатибалльной сейсмичностью. Раскраивает на лоскуты. Разбивает на атомы.

Изучал многое. Немало пробовал. Жестко экспортировал. Но ничего подобного не то что не испытывал, даже представить не мог.

Раскладываю Маринку ладонями. Трогаю бесстыдно, безбожно, бессовестно. Пальцами между ягодиц веду. До ее гортанных вскриков по непорочным точкам прокрадываюсь. Назад по спине, выпирающему позвоночнику… Сдавливаю сзади шею. Крепкая фиксация, и язык по горячему рту агрессивно носится.

Ее колотит. Меня добивает.

Еложу… Вопреки всем угрозам первая цель – чтобы ей было хорошо. Намеренно выбираю угол, задевая клитор. Поражаю удовольствием, будто током. Каждую ее судорогу, каждый стон, каждый вздох ловлю – все это множит и дробит мое собственное наслаждение.

Хаос. Полный беспредел. Я контролирую его? По правде не соображаю уже, шатает ли нас под душевой в реальности, или эти ощущения – задвоившаяся иллюзия.

Я просто делаю все, чтобы Маринка кончила. Потому что слишком долго сам не вывезу. Уже не вытягиваю. Нахожу ее грудь, сжимаю мягко. А после, прислушиваясь к реакциям непорочного девичьего тела, с идеальным расчетом выкручиваю сосок.

Чаруша страстно мычит и начинает кусаться.

Толчок… Толчок… Строго по курсу, в хлюпающей влаге между изнывающих жаром складочек.

Маринкин язычок пускается в отрыв, пытается доминировать в моем рту. Позволяю, но недолго. В какой-то момент перехватываю атаку. Прикладываю ее затылком к стене. Зализываю без тормозов.

Моя же… Сейчас моя… Моя.

Толчок… Толчок… Судороги по ее телу пульсацией.

Толчок… Толчок… Жаркие искры во все стороны.

Толчок… Толчок… Разрывная волна дрожи.

Так сильно моя ведьма трясется, что чуть с члена моего не соскакивает. Оставляю ее рот, позволяю кричать и хватать губами воздух. Сам же спешно смыкаю веки. Переждать последние секунды, пока ее колотит, сложнее всего.

С трудом дожидаюсь момента, когда Маринка в своих страстных судорогах несколько притихает, но еще не успевает полностью отрезветь. Отшагиваю назад и осторожно сваливаю ее коленями на кафель.

Член свой в руку вкладываю и, едва вскидывает взгляд, выдаю:

– Дрочи.

Она кивает и добавляет вторую руку. Всматриваясь преданно мне в глаза, чересчур старательно наяривает. Мой организм не способен определиться: приятно это, или все же перебор. Но глаза Маринки, ее коленопреклоненная поза, ее голое тело – все это работает ошеломительно. Весь жар из моего организма высекает. Стремительными волнами он бросается прямиком в мой член. И там… Разрывает его, словно дробовик на боевой разрядке. Вздрагиваю, толкаю хриплыми стонами воздух и выстреливаю. Густыми потоками выдаю на Маринку сперму. Блаженство несет такими яростными скачками, что не тормозит, даже когда Чаруша дергается и оторопело застывает под моим брандспойтом. А уж когда отмирает и продолжает качать, выкидывает за неизведанную черту. Кроет запредельно люто.

На хрен муки совести. Сегодня я сам почти волшебник. Не порочу я Маринку Чарушину. Я исполняю ее грязное желание. По максимуму, мать вашу. Орошаю вязкими белыми струями ее худенькие плечи и потрясающие сиськи.

Четвертый пункт – done[4]. За мной.

Раунд.

– Да, мам, знаю… Прости-прости! А я Даню с тренировки ждала! Тёма сам сказал ехать домой с ним, – оправдываюсь на бегу. Лестница вдруг кажется слишком длинной. Стоило сегодня воспользоваться лифтом. Спешу ведь! Спешу к нему. – Да, мамочка… Мы скоро будем. Уже выходим их спорткомплекса. Тоже тебя люблю! Отбой!

Отключаюсь за пару секунд до того, как двери здания разъезжаются.

Вижу его. Вижу.

Ночь. Мягкий свет фонарей. И он. Один на всю парковку. Один.

Ждет меня. Меня.

Сердце подпрыгивает и, начиная усиленно качать кровь, опасно растет в объемах. Если бы было слабым, уже бы дало критический сбой. Но я уверена, что выдержит любую нагрузку. Не боюсь даже разрывов хрупких волокон. Я сильная. И я справлюсь. Со всем.

Даня выпускает густую струю дыма и, слегка откидывая голову назад, поднимает взгляд на меня. Крайне медленно снизу вверх ползет, откровенно изучая не только мой наряд, но и тело, о котором у него уже есть четкое представление.

Значит, не теряет интерес. Значит, нравлюсь. Значит, все получится.

Сердце на радостях совершает остановку. А после паузы с таким усердием в работу бросается, что у меня в груди на этих максималках пожар случается.

Вот это страшно. Страшно!

Глаза в глаза.

И тушить его уже желания нет. Напротив – ярче бы разжечь. В этом весь смысл.

Кто, если не Даня, спалит меня? Кто, если не я, сожгу его?

Собираю все свои силы, чтобы, остановившись перед ним, выглядеть невозмутимой. Внутри продолжает пылать и потряхивать, но лицо выдержать удается.