Запрет на тебя - Елена Тодорова

Лишь сейчас понимаю, что она даже не кричит. Все это выпаливает приглушенно. Вероятно, не хочет, чтобы кто-то услышал. Но, блядь, в каждом ее слове столько надрыва, что оглушает, проникает внутрь и разносит на куски.

– Мне? – так же сердито указывает Маринка на медведя.

– Тебе, – хриплю, протягивая свой жалкий подкат.

Если бы мог, это было бы мое перебитое сердце. Сука, по сути, это оно и есть. Фигурально. Как способен, выдаю.

Маринка же… Поймав презент, свирепеет пуще прежнего.

– Совсем охренел?! Совсем совести у тебя нет?! Подонок! – швыряет ни в чем не повинного медведя в другой угол комнаты. – Будешь теперь делать вид, что все по-старому? Я больше не собираюсь играть роль младшей сестренки твоего друга! Пошел вон отсюда! Мудак!

Я сглатываю и, выходя из оцепенения, хватаю ее за плечи. Физически преимущество на моей стороне, но, клянусь, в тот момент мне с ней тяжело справиться. Отталкивает и лупит с такой силой, словно каких-то допингов накидалась.

– Подожди… Успокойся… Замри…

– Убирайся!

Впивается мне в кожу ногтями. Оставляет новые раны.

– Марина! – окрикиваю сипло.

– Убирайся, сказала!

– Успокойся же!

– Да кто ты такой, чтобы меня успокаивать? А?! Кто ты, мать твою, такой?!

Ответа у меня на этот вопрос, как и на все прочие, конечно же, нет. Поэтому я, блядь, просто молча притискиваю к себе и крепко фиксирую у груди. Маринка еще пару раз дергается, пытаясь оттолкнуться. А потом… Как будто гаснет. Бледнеет на глазах и обмякает. В панике думаю, что вовсе отключилась. Но секунды две спустя взмахивает ресницами и вскидывает на меня взгляд.

– Все из-за тебя, – припечатывает тише. Едва уловимым шепотом, но пробивает не менее мощно. Задыхаюсь, когда эти слова проскальзывают внутрь и выкручивают тот стержень, на котором я до сих пор держался. – Из-за тебя все.

Визуально все слова мамы Тани подкрепляет. Столь бледной и ослабленной, будто прозрачной, я ее ни при одной болячке не видел.

И все это из-за меня. Подтвердила.

– Маринка… – выталкиваю потерянно.

Хуже всего, что признать, как сильно дорожу ею, как я жалею о сделанном, как меня колошматит от того, что ей плохо, как разрывает от собственной боли – я не могу.

Не могу!

«А чем вообще является любовь?», – всплывает неожиданно в перемолотом мозгу.

И я вдруг осознаю, что залип на Чарушиной еще в сопливом возрасте. Задолго до того, как стал понимать, что хочу ее физически.

«Не влюбляйся, дурак!», – кричал когда-то Чаре, а сам в то время уже вовсю сох по его младшей сестре.

В отчаянных попытках блокировать это губительное прозрение, ошарашенно застываю. Только это ведь не тормозит процессы внутри меня. Фаер проносится такой, что сходу все выжигает.

Гири снова вступают в дело, и меня утаскивает на дно. Там я и захлебываюсь солью, болью и ужасом.

Маринка же… Пока я не моргая смотрю на нее, судорожно вздыхает и отрывисто выдает:

– Ты можешь уехать? Уезжай, Дань! Пожалуйста… Уезжай! Хочу, чтобы тебя не было!

В таком глубоком шоке пребываю, что не сразу понимаю, как ей удается оттолкнуть меня и, вырвавшись из плена, попятиться назад.

– Никита замуж позвал… И я согласилась!

Чего этим добивается, догнать не могу. Но работает ожидаемо – ядом в мой организм просачивается. Сворачивает кровь и стремительно убивает ткани.

Неосознанно бросаю взгляд на ее правую руку. Кольца, которое я когда-то надел ей на палец, больше нет.

А я ведь свое оставил. По сей день на мне. Прожигает плоть.

– Какой замуж, Марин? Зачем так рано? – выдыхаю со свистом. Я не готов. Я еще не готов! Только не сейчас. Господи, не сейчас же... На лицо, как на поверхность воды при извержении подземного вулкана, выливаются дикими волнами эмоции. Чтобы хоть как-то их перекрыть, приходится рассмеяться. – Не дури, Марин… Жалеть будешь.

В ее потухших глазах мелькают тени сомнений. Но ненадолго. Со вздохом она их разгоняет злостью.

– Тебе-то что?! Что ты можешь знать о браке?! – метит целенаправленно в самые уязвимые точки. И пробивает, конечно же. Насквозь пронизывает. – Еще я твоих советов не слушала!

– Да он же долбоеб! – ору агрессивно, не совладав на самом деле со своей паникой. – Ты не видишь, что ли?!

– А ты кто? – вопит Марина в ответ. – Ты в сотни раз хуже!

Когда последние звуки этого утверждения стихают, в спальне повисает пауза.

Только наши глаза продолжают говорить. А если совсем уж честно, то кричать. И кричат они не то, что транслировали голоса.

– Марин… – с трудом выталкиваю. – Я… Я тебя одну… – речевая функция нарушается. Как ни продавливаю слова, выходят тяжелыми рывками. Слишком сильно горит в груди. – Я тебя одну, Марин…

– Даня… – перебивает она и вздрагивает. Со странными, будто рыдающими звуками вздыхает и, наконец, выпаливает: – Я беременная!

Это сообщение валит на меня арктическим холодом. Врезается в грудь и обмораживает, безжалостно убивая то, во что я сам едва успел поверить. От боли, которой мне приходится буквально захлебнуться, темнеет в глазах. А после эту темноту еще и размыливает.

– Ок, – сухо принимаю информацию.

И, оступившись, резко разворачиваюсь, чтобы покинуть ее комнату.

«Я беременная…»

«Я беременная…»

«Я беременная…»

Возможно ли что-то хуже?

Да, возможно. Этот ребенок мог быть мой.

Пока сбегаю вниз по лестнице, сердце продолжает натужно колотиться. Я на серьезе думаю, как его, на хрен, вырвать и добить.

Лишь бы ничего не чувствовать. Лишь бы не болеть. Лишь бы не любить.

«Ты можешь уехать? Уезжай, Дань!»

Могу, конечно. Сесть в Гелик и разложиться на объездной. Бойке не удалось, может, у меня получится. Но это ведь, мать вашу, не решит самого главного – я не перестану любить. На ту сторону пронесу этот яд, уверен как никогда.

А значит… Впереди долгий и трудный путь в Тибет.

И еще более трудный – к себе.