Лживый брак - Кимберли Белль

– Не сходите с ума. Вы знаете, что Уилл никогда не позволил бы посторонним прикасаться к его вещам.

Я знаю, что Корбан шутит, но его слова ранят меня, словно вспышка молнии, мощная и обжигающая. Этот парень заявляет, что Уилл был его другом, но он мой муж. Я ощущаю себя ревнивой любовницей, и это чувство похоже на вмешательство, будто кто-то третий пытается вклиниться между мной и Уиллом, проникнуть в нашу постель. В груди становится жарко.

– Насколько хорошо вы были знакомы с Уиллом? – спрашиваю я, и в моем голосе звучит скорее обвинение, чем вопрос.

Брови Корбана ползут вверх, а затем сходятся у переносицы.

– Я ведь уже говорил, мы познакомились в спортзале.

– Я не спрашиваю, как вы познакомились, я спрашиваю, насколько хорошо вы были знакомы. Видимо, все же не настолько хорошо, учитывая, что он ни разу не упоминал вашего имени. Откуда мне вообще знать, что вы говорите правду?

Не похоже, чтобы мои слова хоть как-то задели Корбана. Он откидывается назад и кладет мускулистую руку на спинку скамейки.

– Ну, я знаю, что отец бросил их, когда ему было семь, а мать умерла, когда Уилл заканчивал школу. Знаю, что пару месяцев, пока ему не исполнилось восемнадцать, он болтался без дела, а социальные работники все это время дышали ему в затылок. Знаю, что он окончил университет и магистратуру и его квалификация как специалиста была много выше той, что требовалась в «Эппсек». И еще я знаю, что он был очень добрым, невероятно талантливым и вообще славным парнем, который встретил любовь всей своей жизни на парковке у «Крогера».

Я молчу. Мне понадобились годы, чтобы вытянуть все это из Уилла. Он не любил рассказывать о своем нелегком прошлом и терпеть не мог нахваливать самого себя. Тот факт, что он делился с Корбаном, свидетельствует об их не только долгой, но и крепкой дружбе.

– Ну не так уж хорошо, – мычу я, он в ответ смеется, таким образом доказывая, насколько хорошо знал моего мужа.

И я снова начинаю плакать из-за того, с какой теплотой Корбан относится к Уиллу, и от мысли, что у мужа был друг, которого он любил и которому доверял настолько, чтобы делиться с ним самыми интимными подробностями своей биографии, но дружбу с которым он, по какой-то причине, решил скрыть от меня. Но с чего ему было так поступать?

Корбан накрывает мою руку своей и быстро пожимает, убрав ее прежде, чем дружеский жест мог быть воспринят как нечто большее.

– Он собирался рассказать вам про новую работу, Айрис. Честно. Он надеялся, что вы придете в такой же восторг, как и он сам. Это был шанс на миллион. Но он ждал. Он не хотел говорить до следующих выходных, до ужина в «Оптимисте», поскольку не хотел, чтобы эта новость отвлекла вас от празднования вашей годовщины.

– Он сказал мне, что едет в Орландо. На конференцию. Он даже состряпал флаерс, в котором было сказано, что он основной докладчик.

– Орландо, да? – Корбан качает головой. – Этого я не знал, но не могу сказать, что удивлен. Новая работа означала серьезный карьерный рост и значительную прибавку в деньгах, но Уилл не был уверен, что это будет легкое решение для вас. Четыре тысячи шестьсот сорок километров между вами и вашим братом. Он все время твердил, что это может быть проблемой.

– Уилл не ошибался. – Я судорожно вздыхаю и вытираю щеки. – Я бы поехала, но сначала поспорила.

– И кто знает? Возможно, он позволил бы вам выиграть.

Корбан улыбается, и мои губы рефлекторно растягиваются в ответ, как у собаки Павлова. Это происходит помимо моей воли.

– Готова? – раздается прямо за моей спиной голос Дэйва, и я оборачиваюсь к нему. Рядом с ним стоят родители и Джеймс. Я быстро киваю и поворачиваюсь к Корбану.

Он лезет в карман, подает мне визитную карточку, и я узнаю логотип одной из банковских сетей.

– Звоните мне в любое время, о'кей? Днем и ночью. Если возникнут вопросы или просто захочется поговорить. И кстати, Уилл был прав.

– Насчет чего?

– То, что было у вас двоих, стоило миллиона помятых бамперов.

Согласно Гуглу, за аббревиатурой ЭСП скрывается «Энтерпрайз секьюрити платформ», одна из двадцати пяти лучших компаний для работы в Сиэтле и главный конкурент «Эппсек». Список их клиентов весьма обширен, в нем сплошь громкие имена и известные бренды из финансовой, фармацевтической, авиационной и промышленной областей. Консультанты ЭСП говорят на двадцати четырех языках, работают в пятидесяти семи странах и проводят свободное время, покоряя горные склоны и вершины на лыжах и велосипедах и ныряя в морские глубины. Именно в таком месте Уилл хотел бы работать, если бы ему выпал такой шанс – успешная жизнь, полная приключений в стиле гранола. Не компания, а мечта, если не считать одной крохотной детали – того, что находится она на другом конце страны.

Я немного изучаю сайт, просматриваю профили сотрудников и заглядываю в раздел вакансий. Большинство позиций оказываются ниже уровнем или же требуются в один из офисов на Восточном побережье. Интересно, они что, уже удалили вакансию, на которую претендовал Уилл? Начальник департамента по работе с персоналом – женщина по имени Шефали Маджумдар. Я щелкаю на ее профиль и переписываю контакты в блокнот. Вряд ли ее можно застать в офисе в воскресенье, а вопрос, который я хочу ей задать, не из тех, что можно оставить в голосовой почте. «Здравствуйте, вы, случайно, не наняли на работу моего мужа? Да? Простите, но, кажется, он не сможет приехать».

– Дорогая? – зовет мама, я отрываю взгляд от компьютера и вижу, что она стоит у дивана. – Ужин готов.

Я захожу в «Фейсбук», решив, что мне нужно просмотреть список друзей Уилла. Возможно, на странице одного из них я найду подсказку, что делать дальше.

– Я еще посижу. Я не голодна.

Милая мамочка. Она знает, как сильно я люблю ее картофельное пюре, и у меня не хватает духа сказать ей, что сейчас меня мутит от одного его запаха.

Мама присаживается на подлокотник.

– Хотя бы присядь с нами и попробуй, ладно? Хоть пару ложечек.

Как бы мне ни хотелось поспорить, я понимаю, что ее беспокойство, возможно, оправданно. Кроме порции овсянки быстрого приготовления, которую я заглотила, даже не присаживаясь, в утро катастрофы, и горсти соленых крекеров, которые она чуть ли не насильно впихнула в меня вчера, я почти ничего не съела за последние пять дней. Психотерапевт внутри меня понимает, что отсутствие аппетита является следствием шока и депрессии и что причина, по которой все, что попадает мне на язык, на вкус как картон, имеет психологический характер, но все же меньше всего на свете я сейчас хочу есть. Как только мама отворачивается, крекеры снова идут в ход.

Но сейчас на ее лице выражение, которое мне слишком хорошо известно, – беспокойство в сочетании с решимостью, и сразу становится ясно, что эту битву она намерена выиграть. С громким вздохом я ставлю ноутбук на диван и тащусь за ней в кухню, все остальные уже там.