Зимняя Чаща - Ши Эрншоу

Но никаких воспоминаний я не улавливаю, а потому убираю руку с холодного камня и отступаю. Будь я кем-то другим из рода Уокеров, наверное, смогла бы уловить хотя бы частичку прошлого, пролив на землю тоненький лучик лунного света, чтобы он высветил то, что я не могу увидеть сама. Но ничего этого я не умею, и чувствую только неприятный ветерок и холодный снег под ногами. Ничего стоящего, одним словом.

И все же, зачем, интересно знать, приходил сюда Оливер? Чего он искал?

Что он помнит?

У меня дрожат руки и появляется странное ощущение в груди. Мне кажется, что угольно-черное небо закачалось надо мной, словно готовая опрокинуться лодка. То же самое произошло со мной прошлой ночью, точнее, этим утром, в комнате на чердаке. И вот опять. Будто мир уплывает куда-то и вот-вот окончательно выскользнет из моего поля зрения.

Я моргаю, стараясь прогнать это ощущение прочь.

Рядом со мной Фин жадно нюхает воздух, но вдруг бросается прочь и проносится через кладбищенские ворота, идя по следам, которые возвращаются к озеру. Дальше в глубь кладбища Оливер не заходил и задерживаться здесь тоже не стал. Дошел до могилы Уиллы и назад.

Может, это место для него так же неприятно, как для меня.

Печальные могилы и лежащие под ними в земле кости. Ветер, холодящий мою шею. Страх, что я могу в любой момент увидеть одного из мертвецов, блуждающего среди умирающих деревьев, не ведающего, где он и что здесь делает. Воображаю себе серые, сгнившие пальцы, которые мертвец тянет ко мне. Умоляет. Пытается увести меня дальше в глубь кладбища.

«Не бойся, – повторяла бабушка, когда мы с ней проходили здесь. – Все Уокеры способны видеть мертвых, что тут такого».

Но сегодня мне определенно не хочется видеть ни одного из них, поэтому я поднимаюсь на ноги и отгоняю непрошеные мысли. И слова бабушки тоже.

Фин бежит вдоль берега, теперь в сторону лагеря, но я не иду дальше и зову его к себе.

Итак, Оливер не пытался уйти в город через горы. Сходил на кладбище, а оттуда возвратился в лагерь. У меня закрадывается мысль, не было ли все это какой-то глупой шуткой. Розыгрышем. А может, вообще все это было игрой? Просто Оливер притворился, что ему некуда пойти, чтобы на спор переночевать в доме ведьмы. Проверить, выживет ли он, проведя там еще одну ночь. Обычно парни из лагеря мне не докучают, все, на что они могут отважиться – это послоняться вокруг дома Уокеров. А Оливер поспорил, что уговорит меня снова впустить его на ночь, и я окажусь такой дурой, что соглашусь.

Эта мысль приводит меня в ярость. Это ужасно – чувствовать, что тебя использовали.

Так что вполне возможно, ничего из того, что он мне говорил, не было правдой. И помнит он гораздо больше о той ночи, чем готов признать, гораздо больше.

Я покидаю кладбище прежде, чем успеваю увидеть тени, бродящие среди могильных плит. Призраков, застрявших между мирами.

Но Оливер был здесь. Он приходил сюда, к могиле Уиллы Уокер, и я не могу понять зачем.

Я огибаю озеро, миную пристань.

Из трубы маленькой хижины, что стоит слегка поодаль от берега, поднимается дым, и в одном из окон я замечаю фигуру мужчины, который смотрит на озеро. На секунду мне кажется, что он видит меня, но тут мужчина отступает в глубь комнаты, и на окно падает занавеска.

Берег резко уходит вправо, становится крутым, у замерзшей линии воды торчат большие камни. Покрытая слоем льда поверхность озера кажется обманчиво спокойной и надежной, словно заверяет, что здесь нечего опасаться. Интересно, как выглядит это озеро весной – оттаявшее, блестящее под лимонно-желтым солнцем.

Наверное, как приятное, манящее место, где можно освежиться, смыть выступивший пот.

В лагерь я попал осенью, когда температура уже начинала падать, а озеро – замерзать. Я приехал сюда позже, в отличие от большинства парней, которые провели здесь все лето – а кое-кто жил здесь дольше. Короче, я был новичком.

Одним из тех, у кого никого нет.

По правде сказать, я повсюду один. Когда я покину эти горы, меня нигде не ждет моя кровать. И письма домой мне писать некому. И нет нигде ни родного крыльца, ни сада, в котором пахнет мятой, а на натянутой веревке сушится белье.

Не имея места, которое можно назвать домом – моим домом, – я понял, что мне на самом деле нечего терять. Некого разочаровывать. И нет причин бояться, что будет дальше. Я – сам по себе. В книгах те, кому нечего терять, всегда становятся злодеями. История любого из них начинается с утрат и печалей, которые быстро превращаются в гнев и злобу, и вот уже у героя нет пути назад.

Хотелось бы мне взглянуть на затерянные в глубине моей памяти воспоминания. Хотелось бы не чувствовать горечи и разочарования. Одиночества. Не слышать это постоянное жужжание внутри моего черепа.

Я никогда не хотел становиться злодеем. И проснуться в лесу промерзшим до мозга костей тоже никогда не хотел, но уверенность, что со мной случилось что-то плохое, не оставляет меня – щелк, щелк, щелк! – раздается в ушах. Случилось что-то такое, чего мне уже не изменить.

Но ты не всегда можешь выбирать – становиться тебе злодеем или нет. Иногда такое просто случается с тобой, и все.

Складывается цепь обстоятельств, которые ведут тебя к судьбе, которой тебе не избежать.

Впереди за деревьями передо мной кладбище с осыпающимися надгробиями, разросшимся кустарником и умирающими деревьями. Это старое кладбище, и я даже не знаю, продолжают ли местные хоронить здесь своих родных и близких.

Через открытые маленькие металлические ворота я вхожу сюда, зная, что уже бывал здесь раньше. Нет, это не память мне подсказывает, а туго сжавшийся у меня в животе узел и знакомое ощущение твердой неровной земли под ногами. Порыв ледяного ветра в лицо, будто ты открыл дверцу холодильника. Или спустился в могилу. Да, все это я уже ощущал.

Я прохожу несколько шагов, вдыхаю холодный воздух, слушаю щебет утренних птиц, сидящих на соснах неподалеку, но вдруг мои ноги останавливаются. Они отказываются идти дальше. Я понимаю, что уже стоял однажды на этом самом месте, перед этой выветренной зимними ветрами могильной плитой. У меня начинает звенеть в ушах, моя память вскипает, начинает рваться наружу, и я вспоминаю написанное на плите имя. Для этого мне не нужно даже читать его.

Уилла Уокер.

Я стоял здесь в темноте, снег хрустел у меня под ногами, сквозь низкие облака кое-где просвечивали звезды. Я стоял и смотрел на эту самую могилу.

В моей голове начинают звучать голоса: это память продолжает выпускать свои когти, разгоняя в моих жилах кровь и тяжелыми, похожими на удары, волнами пульсируя у меня в груди.

Я прижимаю ладони к глазам, пытаюсь прогнать голоса.

Бесполезно. Я все равно их слышу. И знаю, что был не один той ночью.