Боги нефрита и тени - Сильвия Морено-Гарсиа

– В Шибальбу ведет Черная дорога, и в самом сердце стоит мой дворец. Его можно сравнить с драгоценным камнем в короне ваших королей. В нем столько же комнат, как дней в году, и даже больше. Другие дворцы такие же красивые, ни одно человеческое строение не сравнится с ними.

Он наклонился вперед, лицо немного оживилось.

– Лестницы моего дворца ведут к каскаду прудов с сине-зелеными водами, в этих водах плавают самые странные, самые необычные рыбы. Они все слепые, но прекрасные, каждая из них горит, как светлячок. Вокруг прудов стоят деревья, похожие на сейбу, но кора у них серебряная, как и плоды, и в темноте они тоже светятся.

– Ты скучаешь по Шибальбе? – спросила Кассиопея, услышавшая тоску в его словах. Само королевство, каким он его нарисовал, показалось ей совсем не таким мрачным местом, как рассказывали.

– Там мой дом, – ответил он.

Дом… У него есть дом. А где ее дом, она не смогла бы сказать. Она была Лейва, но не была членом семьи. Уукумиле казался ей удушающим. Хун-Каме точно знает, куда хочет попасть, а она… она точно знала, что не хочет возвращаться в Уукумиле. Что она станет делать, когда Хун-Каме вернет пропавшие части тела и она ему больше не понадобится?

– Как ты себя чувствуешь? Ухо? – Кассиопея коснулась своего уха.

– Что? – посмотрел он на нее.

– Тебе больно?

– Нет.

– А моя рука иногда болит, – призналась девушка.

– Дай посмотрю.

– Сейчас не болит, – пояснила она. – Но вчера – да.

Хун-Каме все-таки взял ее руку, хотя там не на что было смотреть. Но, возможно, он видел осколок кости, спрятавшийся под кожей.

– Если снова заболит, скажи мне, – попросил он.

Девушка подняла голову и уставилась на бога, на черную повязку, закрывающую пустую глазницу.

– Скажи, а у тебя болит то место, где нет глаза?

– Его отсутствие беспокоит меня, но это не боль.

– Мне тебя жаль, – тихо произнесла Кассиопея.

Бог все еще держал ее за руку, и она слегка сжала прохладные пальцы. Она не ждала, что он скажет «спасибо», но никак не ожидала такой реакции:

– Почему ты касаешься меня? – спросил он, нахмурившись.

– О… Ну… это ты коснулся меня.

– Нет, вот только что.

– Прости.

Кассиопея и не думала, что прикосновение может оскорбить, в конце концов, он столько раз клал ей руку на плечо.

Попыталась забрать руку, но он не отпустил. Какая-то игра в перетягивание каната.

– Можешь отпустить, – сказала она. – Я не знала…

– Какая дерзость.

– Продолжай сжимать мою руку и одновременно делать замечания, вот тогда и познаешь настоящую дерзость, – огрызнулась девушка.

Хун-Каме неожиданно засмеялся и отпустил ее. Громкий смех заметался по купе, как испуганная птица. Кассиопея вздрогнула – она впервые слышала его смех.

– Что тебя рассмешило? – спросила она.

– Ты такая смешная. Как игривая обезьянка.

Он точно не хотел ее оскорбить – звучало как проявление нежности, но Кассиопее все равно не понравилось. Однако дулась она недолго – на что тут дуться, ну, подумаешь, сравнили с обезьянкой, не с гориллой же.

В купе снова повисла тишина, и девушка почти забыла о его присутствии, когда бог внезапно заговорил.

– Что ты там видишь в окне? – спросил он.

– Звезды, – ответила Кассиопея. – Сегодня их там тысячи, тысячи тысяч.

– Их тысячи каждую ночь.

– Возможно, – прошептала она, опустила голову на руку и стала мысленно перечислять названия звезд и созвездий, как делала в детстве перед сном. Потом легла на верхнюю полку и сама не заметила, как заснула.

Поезд стучал колесами. Повелитель Шибальбы, лежа на нижней полке, прислушивался к ритму. Смех, сорвавшийся с его губ, удивил его самого, и он пару минут позволил себе подумать о том, что это значит. А потом стер воспоминание.

Но, будьте уверены, в подземном царстве Шибальбы другой владыка услышал смех брата и понял его значение.

Воображение смертных дало богам форму, вырезав их лица и одеяния. Воображение также создало жилища богов. Шибальба, прекрасная и страшная одновременно, была окутана сумерками. В реках Шибальбы прятались нефритовые кайманы, в чернильных прудах плавали алебастровые рыбы, прозрачные насекомые жужжали, но никогда не опускались на цветы, которые, может, когда-то и были в Подземном мире, но давно засохли.

Все это были обрывки снов, но и они обрели форму, а если уж по правде, в землях Шибальбы в изобилии жили кошмары смертных.

Земля здесь была голой и серой, и люди шли по ней, истово моля о милосердии.

Здесь были болота, окутанные липким туманом, и испарения этих болот были пропитаны ядом. Птицы-скелеты сидели на мертвых деревьях и громко кричали.

На поверхность земли выходил мощный пласт известняка, изрытый пещерами-сотами. Тут жили потерянные души, давно позабывшие о своем пути и своем прошлом.

По джунглям расхаживали существа, рожденные бредом, когти и зубы которых были остры, как у настоящих.

Безопаснее всего было придерживаться Черной дороги Шибальбы, ведущей в город, где жили боги. Сойдя с нее, легко было погрузиться в хаос.

В начале здесь был только один город – Шибальба, но потом его границы значительно расширились. Шибальбой стали называть не город, а весь Подземный мир. Сам город стал Черным городом, а дворец Повелителя получил название Нефритовый дворец.

Когда Хун-Каме был правителем, он проводил много времени в садах при дворце, но Вукуб-Каме предпочитал находиться в огромных комнатах без окон, где стены были выкрашены в желтый и красный, а пол усеивали разноцветные подушки. На этих подушках он и возлежал, когда одна из его верных сов залетела в комнату. Вукуб-Каме отправил ее в мир, чтобы следить за своим братом.

Сова нашла, кого искала. Это было не так трудно. Связь родства делает не только смертных, но и богов похожими. Хун-Каме и Вукуб-Каме были близнецами. Один рост, одинаковое строение тела, разница только в цвете волос и глаз. Хун-Каме первым пришел в этот мир, и его глаза были чернее ночи. Семь ударов сердца спустя появился Вукуб-Каме. Его глаза были цвета пепла или цвета серебра, когда он погружался в размышления, или вовсе бесцветными, прозрачными, как састун, гадальный камень.

Вернувшись в Шибальбу, в клюве сова принесла подарок – смех Хун-Каме, пойманный в белую ракушку, которую она и уронила на открытую ладонь повелителя.

Вукуб-Каме прижал ракушку к уху и прислушался к смеху. Ему было неприятно слышать голос брата, и бог раздавил ракушку в руке, как только смех затих. Он поднялся с подушек, вытащил церемониальный обсидиановый нож и вышел из дворца.