Боги нефрита и тени - Сильвия Морено-Гарсиа

– Как ты это сделала? Кто ты вообще? Ты получишь взбучку, дрянная девчонка.

– Нет, – ответила Кассиопея, отходя в сторону.

Мам вцепился в узел зубами, но развязать не смог. Он раздраженно сплюнул и подступил к ней.

– Освободи меня немедленно, или я утоплю тебя в реке!

Он попытался снова прижать ее к стене, но в итоге сам врезался в кирпичную кладку. Развернулся и открыл рот, словно собираясь закричать, но вместо крика из его уст вырвался порыв раскаленного ветра.

Кассиопея моргнула и подумала о том, что глупо стоять в пустом переулке в компании разгневанного бога. Нормальная девушка давно бы уже убежала на многолюдную улицу, а то и до самого Уукумиле. Но Хун-Каме велел не оставлять мама, поэтому она откинула волосы с лица и сложила руки на груди. Будь что будет.

– Я что, должен переломать тебе кости, идиотка? – раздался рев.

– Какой ты неучтивый, кузен.

Хун-Каме появился так внезапно, как может появиться только бог. Его рука коснулась плеча Кассиопеи, словно защищая ее.

Мам дико, как пьяный, расхохотался.

– Хун-Каме, кузен! Так это ты подослал такую красивую ловушку? Ах, какой сюрприз!

– Не такой уж и сюрприз, Хуан. Думаю, мой брат послал своих сов сообщить о моем побеге и предупредить, что я приду за своим.

– Может, и посылал. Не знаю. Я ведь передвигаюсь между холмами и реками, меня трудно найти.

– Ну, не слишком трудно, вероломный кузен.

– Вероломный? Я? Потому что охранял собственность Великого повелителя Вукуб-Каме?

– Потому что хранишь мое ухо, пес. Словно не знал, кому оно принадлежит.

Лицо Хун-Каме было холодным, но Кассиопея чувствовала, насколько он разгневан.

– Ну да, я знал, что оно твое. Но опять же, я знал, что Повелитель Шибальбы сейчас не ты, а Вукуб-Каме. Разве можно меня осуждать за то, что я выполнял указания повелителя?

– Ты готов в два счета изменить, – сказал Хун-Каме.

Мам пожал плечами.

– А что тут такого? Меня нельзя винить за то, что подул новый ветер. Никого нельзя винить. Вукуб-Каме дал мне твое ухо, и я подчинился ему не потому, что так уж люблю твоего брата, а просто нужно подчиняться порядку. Порядок и власть теперь в руках Вукуб-Каме.

Говоря это, мам медленно кружил вокруг Хун-Каме и его спутницы, улыбка на хитром лице становилась все шире.

– Эти оковы ненадолго удержат меня, – сказал он и подергал руками, проверяя крепость веревки. – Убегу – что тогда будешь делать?

– Знаю, что ненадолго. Я лишь хотел привлечь твое внимание, – ответил Хун-Каме.

– Привлек, и что?

– Я хочу, чтобы ты вернул то, что доверил тебе мой брат.

– И ослушаться приказов Великого повелителя Шибальбы? Ну, нет, ты не получишь его, – мам покачал головой.

– Все, что от тебя требуется, – подчиниться настоящему правителю и ослушаться приказов фальшивого.

– Фальшивый… Настоящий… Все это так сложно для моего простого ума. Сегодня трон у Вукуб-Каме, завтра на него можешь сесть ты, но можешь и не сесть. Мне бы не хотелось столкнуться с твоим братом, когда он будет в гневе. К чему мне эта нервотрепка?

Мам широко открыл рот и выпустил еще один порыв ветра, сильнее, чем раньше, такой и вправду мог переломать кости, но Хун-Каме поднял руку, и ветер стих.

– Больше так не делай, или я решу, что ты невежлив, – сказал он.

Голос мама стал хриплым.

– Прости, я думал, мы играем! – Он кивнул на Кассиопею. – Тут такая красотка, я думал, мы сейчас будем танцевать вокруг нее, как два петуха. Серьезно, я бы не…

– Заткнись. – Тон Хун-Каме немного отрезвил мама, с лица которого наконец слетела улыбка. – Если не вернешь то, что принадлежит мне, окажешься в очень неприятной ситуации. Оковы, как ты говоришь, надолго тебя не удержат, согласен, но я могу основательно испортить тебе жизнь. И сейчас, в Веракрусе, и потом, когда сяду на трон. Никаких игр на реках, ни капли спиртного, никакого смеха для тебя и братьев.

– А если ты не вернешь трон? – спросил мам с притворной невинностью.

– Думаешь рискнуть, кузен? Напрасно. Вспомни, что я умею. Также не забывай, что мой брат всегда был слабее.

Кассиопея, хотя ночь была очень теплой, почувствовала, как по коже пробежал холодок, и поежилась. Казалось, что земля стала замерзать под ногами. Мам тут же сник.

– Этот… этот холод… – застучал он. – Перестань, кузен, – из его губ вырвалось облачко пара.

– Холод? А я ничего не чувствую. Кассиопея, ты чувствуешь что-нибудь? – самодовольно спросил Хун-Каме.

Она на всякий случай отрицательно покачала головой, да и холод ее особо не донимал.

– Я уважаю тебя, Хун-Каме. Ты же знаешь, – заюлил мам; кончики пальцев у него уже начали белеть.

– Правда? А я уж усомнился.

– Я бы не хотел, чтобы мы стали врагами.

– Поклянись, что вернешь мое, и я буду считать тебя невиновным.

Кассиопея испытывала сложные чувства. Ее поразило появление Хун-Каме из сундука, но сказать, что она очень уж испугалась, – нет, такого не было. Теперь же, увидев испуг мама, она подумала, что не до конца осознавала, кто все эти дни находился рядом с ней. Хун-Каме был не просто Владыкой Поземного мира – он был богом смерти, а она повышала на него голос, дерзила, бросала вызов, как будто он человек. Она видела изображения Смерти в старых книгах. Скелет в саване с провалами вместо глаз. И только теперь до нее дошло, что Смерть может быть разной. Она как будто разглядела череп под широкополой шляпой. И если мам боится Смерти, не стоит ли и ей бояться своего спутника, а не делиться апельсинами и пить с ним кофе?

– Клянусь воздухом и водой, землей и огнем, если нужно. Отпусти меня, и я передам тебе ухо, – прошептал мам.

Хун-Каме произнес одно слово, и лед, сковывавший мама, тут же растаял. Затем он развязал веревку, и мам вытащил из кармана деревянную шкатулку, инкрустированную перламутром. Внутри лежало отлично сохранившееся ухо. Бог прижал его к голове, и ухо приросло, словно его никогда и не отрезали.

– Я так понимаю, мы остаемся дружными кузенами, – сказал мам, потирая руки. – И мне теперь позволено будет уйти?

– Иди уж, наслаждайся ночью.

Воспрянув, мам проказливо вскинул бровь.

– Ночь бы удалась, если б я смог испробовать сладость твой красотки. Позволишь ей потанцевать со мной? – Он подмигнул Кассиопее. – Как же мне нравятся смертные женщины! Раз мы снова друзья, братец, дай мне погреться рядом с ней, после такого колотуна, знаешь ли…

– Я сейчас дам тебе пощечину, – прервала его тираду Кассиопея.

– Иногда я не против хорошей пощечины, иди ко мне, крошка…