Флейта гамельнского крысолова - Мария Спасская

– Ну, все. Поехал.

Я поднялась со стула и вышла в коридор, чтобы закрыть за ним дверь. А потом вернулась на кухню, обуреваемая злостью на свои дурацкие иллюзии, с душераздирающим треском оторвала от рулона черный мусорный пакет и двинулась в комнату, собирать оставшиеся после Добрыни манатки, чтобы духу его в моем доме не было!

Смахнула со стола затертые компьютерные диски, обломки пластика от коробок и давным-давно не пишущие фломастеры, которыми он что-то там помечал. Распахнув тумбу письменного стола, вытащила стопку листков с какими-то схемами и уже хотела сунуть скачанные из интернета распечатки в мусор, но глаз выхватил написанный торопливым Добрыниным почерком заголовок: «Карта-схема 4. Катакомбы Садового кольца».

Бросив мусорный мешок на пол, я опустилась на стул и сосредоточилась на распечатке. С ума сойти! Оказывается, мы ходим по асфальтированным улицам столицы и даже не подозреваем, что прямо под нашими ногами на много этажей вниз уходит подземный город, ведущий свое летоисчисление со дня основания Москвы. Если верить схеме, подземные ходы соединяют Тайницкую, Никольскую и Спасскую башни Кремля. Ход из Сенатской башни ведет в Китай-город, к Старо-Никольской аптеке и на Мясницкую, а оттуда тянется вдоль Чистых прудов на Покровку.

Судя по крестикам, сначала проставленным Добрыней красным фломастером, а затем перечеркнутым черным, все эти прекрасные места уже застолблены более расторопными выживальщиками, кои, должно быть, и намяли ему бока, чтобы не совался на чужую территорию. Полагаю, вот этот, самый жирный черный минус, перечеркивающий красный крест на здании доходного дома, некогда принадлежавшего храму Святого семейства в Грязях, и стал решающим в его намерении покинуть негостеприимную столицу.

Разложив бумаги на столе, я водила пальцем по нечетким линиям, узнавая Покровку и Чистопрудный бульвар. Надо же, из подвала дома купца Солодовникова есть ходы в соседние дома, тоже, похоже, жилые. И из дома купца Романова. Того самого, модернового, с лепниной, где произошло ограбление господина Архарова. Интересно. Убирая распечатки в сумку, я приняла решение. В «Доме быта» требуется портниха? Вот и хорошо. Будет вам портниха.

Засыпая, я перебирала в мыслях все навыки и знания, полученные в школе на уроке труда, и, должно быть, как следствие воспоминаний снилась мне роскошная норковая шуба, которую я должна была укоротить. Задачка оказалась не из легких. Расстелив изделие греческих скорняков на большом столе, я заходила то с одной, то с другой стороны, никак не решаясь подступиться к нежному серебристому меху. И вот когда похожие на клюв тукана портняжные ножницы уже были занесены над беззащитным норковым подолом, зловещую тишину сна пронзил звонок смартфона. Я с облегчением открыла глаза, радуясь, что мне не нужно брать на себя ответственность за целостность дорогостоящего мехового изделия, и стянула с тумбочки аппарат. На дисплее светился незнакомый номер, часы показывали шесть утра. Не ожидая от разговора ничего хорошего, я нажала на прием и услышала в трубе дрожащий от волнения девичий голос:

– Это Оксана, администратор «Отеля на Покровке».

– Что вам не спится, Оксана? Откуда у вас мой номер? – недовольно буркнула я.

– Роман дал. Он попросил с вами связаться. Роману очень плохо, он хочет, чтобы вы за ним приехали.

Этого еще не хватало! Каким ветром Сирина занесло на Покровку?

– Сейчас приеду, – пообещала я, нехотя выбираясь из-под одеяла.

Сварила кофе, умылась. Решила не краситься – если Сирину плохо, то должно быть все равно, в каком виде я за ним приеду. Вышла на улицу. Дивное летнее утро пьянило чистотой. Воздух пах илом с Москвы-реки, на клене перед домом орали от восторга и полноты жизни ополоумевшие вороны. Вспугнув пернатых ревом мотора, я вырулила со двора и устремилась в центр. Перед «Отелем на Покровке» увидела машину Сирина и припарковалась рядом. Оксана ждала меня в дверях. У дома напротив, прямо у арки, стоял полицейский автобус. А рядом – «Скорая». Администратор напряженно смотрела в ту сторону.

– Как хорошо, что вы приехали! – выдохнула она, тревожно сверкая глазами. – Скорее забирайте своего приятеля, с девяти новый заезд.

– Вы не знаете, что здесь делает полиция?

– Вот и я думаю, что они здесь забыли? Может, ваш приятель так стонал, что из соседнего дома вызвали полицию? Вот! Слышите? Снова стонет!

Я замерла. И в самом деле. Стоны Сирина хоть и долетали издалека, были слышны еще с улицы. Я прошла по коридору и остановилась перед распахнутыми дверьми того самого номера «люкс», который мы недавно обследовали. Рома сидел на кровати, свесив руки между колен, и страдал. Мужественный, лишенный фобий человек, которого я некогда знала, был сейчас похож на завсегдатая вытрезвителя. Увидев меня, он поднялся и поковылял к дверям. От пережитого слог его сделался высокопарным, почти как у Хренова.

– Ну, наконец-то! Берта, подойди. Я обопрусь на твое плечо и покину этот вертеп. Веди меня в машину.

Увидев жмущуюся к стеночке Оксану, он мрачно выдохнул:

– Изыди, отравительница!

– Да это честно не я! Это не моя бутылка виски, вот вам крест! Архаров с ней пришел и у меня на ресепшне оставил.

– Почему полиции не рассказала? – зло выдохнул Сирин.

Оксана жалобно затянула, едва не плача:

– А как я расскажу, когда я это виски себе взяла? Полицейские скажут – украла. А я хотела Мишку угостить, а Мишка, дурак, подумал, что это Марк у меня был и виски оставил. Даже не притронулся. Обиделся и ушел.

Сирин поморщился, вынул смартфон и, отойдя к окну, принялся кому-то звонить. Говорил он вполголоса, прикрываясь рукой, но и при столь серьезной конспирации было понятно, что Роман беседует со своим бывшим сослуживцем следователем Захарчуком. Закончив разговор, приблизился к конторке и, окинув Оксану уничтожающим взглядом, сквозь зубы процедил:

– Ладно, сиди здесь и никуда не уходи. Сейчас приедет следователь, повторишь ему все, что мне рассказала.

Администратор поспешно закивала, выпрямила спину, приняла позу хорошей девочки и замерла в ожидании. Мы вышли на улицу, и Сирин вдохнул полной грудью.

– Как видишь, Берта, я тут кое-что узнал. Правда, чуть концы не отдал, но это лирика.

Через пятнадцать минут сбивчивого повествования я выяснила, что после посещения офиса разобиженный на Ольгу Сирин решил не ехать домой, а надумал отправиться в «Гамбринус» и как следует напиться. Себя он уговаривал, что едет в кабак по делу – попытаться выяснить, что за дамочка эта Жанна Фоменко, с которой провел свой последний вечер Архаров. В «Гамбринусе» играла негромкая музыка, все столики были заняты, и только у барной стойки Сирин обнаружил свободное местечко.

После третьей рюмки текилы рядом с Ромой каким-то образом материализовался хозяин заведения Марк, и в ответ на вопрос о Жанне стал горячо убеждать, что эта дамочка – та еще штучка. Они знакомы давно, можно сказать, с детства, только поэтому Марк в тот вечер не выставил мадемуазель Фоменко вместе с ныне покойным Архаровым из своего бара, ибо за подобные вещи в приличных местах бьют морды. Рома долго не мог понять, о чем идет речь, но после пятой рюмки, наконец, догадался, что обладатель потрясающих бакенбард гневается на Жанну за то, что мерзавка принесла и распивала свое спиртное, что в злачных местах всего мира категорически не приветствуется.