Невеста ветра - Наталия Осояну

…полотно было изорвано в клочья, и ей никак не удавалось соединить его. Где-то вдалеке послышался крик: «Не надо! Надорвешься!..» — но она не прекратила попыток. Уже знакомое голубоватое пламя окружило ее кольцом, но, оно было столь слабым, что у Эсме болезненно сжалось сердце. Усталость после исцеления Крейна не прошла бесследно, она едва может удерживаться здесь — что же, выходит…

— Я не отпущу тебя! — закричала целительница. — Ты не смеешь уходить!

И в этот миг рядом очутилась чуждость. Она неторопливо приблизилась, словно сытая кошка, потом взглянула на Эсме, смешно склонив голову набок.

Подошла еще ближе.

Потерлась о ее колени.

…большая, теплая.

Эсме глубоко вздохнула и принялась зашивать края прорехи.

«Вот теперь все будет хорошо…»

Кузнечик открыл глаза и закашлялся — кровь все еще текла, но Эсме знала, что его жизнь вне опасности.

Она вот-вот должна была лишиться сил от смертельной усталости, но все-таки чувствовала на себе удивленные взгляды. Матросы обеих команд застыли в изумлении.

А еще на нее смотрели два корабля — «Невеста ветра» и… «Морская звезда».

Вернее, то, что раньше ею было.

Угольно-черная шкура фрегата уже начала обрастать броней. Все палубные надстройки исчезли, обводы корпуса сделались гладкими и хищными; он больше не казался деревянным. На месте мачт возвышались костистые отростки, от которых отходили кожистые складки парусов-плавников. Глаза «Морской звезды» Эсме видеть не могла, но вполне представляла себе их выражение…

— Весьма симпатичный новый член команды, — выдавил сквозь зубы наместник. Он, казалось, не замечал, что его руки пронзили три арбалетных болта, а оба рукава промокли от крови. — Рад, что ты нашла свою цель в жизни, Эсме! Очень рад за тебя… может, ты окажешь по…

— Ни звука больше! — Разноцветные глаза Крейна полыхнули. Эйдел усмехнулся, но не стал испытывать терпение капитана. Эсме виновато опустила взгляд: если бы наместник успел произнести до конца ритуальную просьбу, она не сумела бы ему отказать. — Увести ее в каюту, быстро! Тейравен не оценил богатства, дарованного Эльгой, поэтому я забрал эту целительницу себе!

Наместник ничего не сказал.

Крейн подобрал хакке, перехватил его у самого наконечника и… что-то сделал. Зазубренный наконечник с резким щелчком разделился на шесть частей, и из его сердцевины выскочила острейшая игла. По ее блестящей поверхности пробегали синеватые искры.

Раздался протяжный звук, похожий на стон, а следом за ним другой. Эсме, уже в полуобморочном состоянии, поняла: это стонут фрегаты.

И ей внезапно тоже захотелось завыть…

С хакке в руке Крейн поднялся на полуют и оттуда, размахнувшись, выбросил страшное оружие далеко в море.

Наместник улыбнулся.

— Возвращайтесь на свой корабль и не смейте нас преследовать, — ледяным голосом произнес пират. — Будьте уверены, о том, что произошло сегодня, заговорят во всех портах десяти тысяч островов… хотя вам, конечно, нет до этого дела. Эй! Помогите наместнику!

— Благодарю, я сам… — Улыбка Эйдела больше напоминала оскал. — Мы еще встретимся, капитан Крейн, если только вас не сожрет кархадон. И с тобой… — он бросил обжигающий взгляд в сторону Эсме. — С тобой мы тоже обязательно встретимся.

«Возможно…» — вот и все, о чем она успела подумать, прежде чем потерять сознание.

— Нет, ты все неправильно делаешь. — Велин отбирает у тебя птицу и в мгновение ока исцеляет сломанное крыло. Золотистое сияние ослепительно вспыхивает под его ладонями, и миг спустя птаха уже парит в небесах. — В прошлый раз все получилось, что же теперь, а?

Ты молчишь, насупившись. В густой зеленой траве кипит жизнь — ты совсем недавно начала чувствовать всех живых существ вблизи, и пока что это доставляет сплошные неудобства. Но здесь все-таки хорошо, потому что биение сердца полевки или зеленые мыслеобразы травяных скакунов не лезут без спросу в голову, не оставляют после себя фантомных воспоминаний.

Отчаявшись дождаться ответа, Велин сокрушенно качает головой. Нет, он вовсе не сомневается в твоих способностях — если верить ему на слово, не распознать в тебе целителя мог бы только слепой… хотя ты не очень-то ему веришь. Он просто удивлен, отчего силу твоего упрямства никак не удается направить во благо, и винит в этом только себя.

— Знаешь, — вдруг говорит он доверительным тоном. — Когда-то у меня был друг, который в раннем детстве потерял всю семью, как и ты. Это круто изменило его жизнь, и… в общем, он так и не сумел до конца справиться с потерей, хотя твердил, что все хорошо. Я предложил ему исцеление… сказал, что могу приглушить тяжкие воспоминания, сделать их не такими болезненными. Знаешь, что он мне ответил? Что если я лишу его хоть малой доли этой горечи, этой невыносимой, отчаянной тоски — он перестанет быть самим собой.

Ты молчишь.

— Мы тогда из-за этого крупно повздорили, — продолжает Велин, — но теперь мне начинает казаться, что он был прав. Боюсь, когда-нибудь тебе понравится отсекать от себя все, что причиняет боль. Если это произойдет, ты изменишься и никогда не сможешь стать прежней. Не делай этого, Эсме, прошу! Когда дела пойдут плохо и очень-очень захочется решить все одним махом, ты вспомни о нашем разговоре… особенно если меня не будет рядом…

Ты пообещала ему, помнишь?

Пробуждение было не из приятных, но этого следовало ожидать.

Голова болела не так сильно, как после пяти бессонных ночей, и Эсме попыталась привести в порядок расползающиеся мыслеобразы, которые на сей раз больше напоминали улиток, чем рыб, и двигались соответствующим образом. Когда это почти удалось, она открыла глаза и осторожно приподняла голову.

Взгляд «Невесты» тотчас сосредоточился на ней — он больше не был враждебным, но все-таки оставался настороженным. Из иллюминатора лился мягкий розоватый свет — это рассвет или закат? Эсме понятия не имела, сколько времени прошло.

Кристобаль Крейн сидел на сундуке в очень неудобной позе — вытянув длинные ноги к двери, облокотившись о переборку — и дремал. Впрочем, он почти сразу проснулся, откинул свесившиеся на лоб длинные волосы и заметил с улыбкой:

— Вы испортили платье весьма экстравагантным образом, Эсме!

Тут только она сообразила, что одета в длинную рубаху явно с чужого — капитанского? — плеча. Ей захотелось провалиться сквозь землю.

— А что я должен был делать? — магус виновато развел руками. — Вы же шлепнулись на колени прямо в лужу крови, а потом прижимали Кузнечика к груди… оно промокло насквозь. Уж извините…

«Кузнечик!»

Эсме тотчас обо всем забыла и требовательно спросила:

— Кузнечик, что с ним? Он… жив?