Бабушкин внук и его братья - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что?! — У него это как-то звонко получилось, на весь наш длинный двор.
— Ты не знаешь, эти мастера у ЦУМа каждый день торгуют или только по выходным?
— Каждый! Но в выходные их там, конечно, больше…
И тут я сказал прямо:
— Давай я завтра зайду за тобой, когда в школу…
— Давай! Я буду смотреть с балкона! Вон с того!
И мы стали вместе ходить в школу.
Мы привыкли друг к другу. Иногда казалось даже, что я знаю Вячика давно. Ему про меня, наверно, так же казалось. Потому что однажды он решился на откровенный вопрос:
— Тебе нравится Пшеницына?
«Рехнулся, да?.. Ни чуточки не нравится!.. Тебе-то что?! А если да, какое твоё дело!..» — запрыгало у меня в голове. Я вздохнул и сказал:
— Да… А что?
— Ничего. Рад за тебя, — сказал он. И тоже вздохнул.
Это было в субботу (и всё ещё стояло лето). А в воскресенье мы с бабушкой поехали в центр, к ЦУМу.
Там, в сквере с фонтаном, и правда были не только живописцы с их картинами. Разные мастера продавали множество изделий: коврики ручной работы, гипсовые фигурки, керамические вазы, кукол из цветного пластика, всякие сувениры из самоцветов и ещё много чего. Толстый дядька держал даже большую модель фрегата.
Нашли мы и резчика по дереву. Это был мужчина с короткой клочковатой бородой, но не старый. Приветливый такой, живой. Он торговал деревянными масками, гномами и бабами-ягами. Бабушка объяснила ему, что к чему, показала обгорелую рамку.
Мастер ухватился за неё с интересом.
— Да-а, работа… Повторить такую — дело сложное. Времени потребуется немало.
— А денег? — откровенно спросила бабушка.
Резчик почесал в бороде обгорелым углом рамки.
— Я думаю, не меньше чем… — И назвал сумму. «Ого-го! Две зубные пломбы с хвостиком!» — прикинул я.
Но, с другой стороны, и работа какая…
— А в общем, видно будет, — решил мастер. — Вы, сударыня, сделайте любезность, через месяц навестите меня на этом месте. Или позвоните мне домой… Гоша, дай телефон.
Рядом с мастером сидел грузноватый круглоголовый парнишка. Он был похож на Игоря Тулеева из нашего класса, только покрупнее. И этот Гоша привычным движением вынул из кармана пёстрой рубахи бумажный билетик с телефонным номером. Протянул не бабушке, а мне, потому что я оказался ближе.
Когда мы вернулись, мамы и отца не было, ушли к знакомым. В прихожей бабушка вдруг прижала палец к губам.
— Тихо… Ты слышишь?
— Нет, ничего не слышу.
— Вот именно, — значительно сказала бабушка.
Я понял: нет привычного тиканья!
Часы в бабушкиной комнате остановились. Гири были подтянуты, но маятник висел неподвижно.
Думаете, мы огорчились? Бабушка вся засветилась. А я прошептал:
— Квася, да?
— Неужели он здесь? Проказник…
Я поставил к часам табурет, добрался до механизма. Нажал, где нужно. Качнул маятник. В этот момент я почти верил, что мохнатый Квасилий сидит за часами и лукаво слушает тиканье.
Бабушка с удовольствием сказала:
— Ну вот, всё входит в свои рамки.
Тогда я не выдержал. Потому что Квасилий это хорошо, но всё-таки…
— Бабушка, давай заведём котёнка!
— Стоит подумать, — неожиданно охотно сказала она.
— А ты не раздумаешь? Ты ведь не хотела никак…
— Да. Потому что боялась, что придётся опять хоронить беднягу. Но теперь-то, я надеюсь, кот меня переживёт…
— Опять ты про своё! Это у тебя любимая тема! Что за привычка всё время говорить о помирании!
— А что здесь такого? Это вполне естественно.
— Ага, «естественно»! Если этого всё время бояться, можно помереть раньше времени!
— Нет, у меня «раньше» уже не получится. Это во-первых. А во-вторых, я вовсе этого не боюсь.
— Уж будто бы…
— Конечно! Страшно и обидно умирать молодым, которые мало жили, мало видели, мало успели… А старикам-то чего бояться? Конечно, грустно расставаться, но зато впереди два вполне приемлемых варианта…
— Какие? — опасливо спросил я.
— Если верить моему любимому поэту Маршаку, после смерти
Значит, никаких проблем, на нет и суда нет… А если верить другим умным людям, в том числе и знаменитым учёным, душа бессмертна. Одни говорят — она уходит в иные миры, другие — что она вселяется в нового человека. Неизвестно, будет ли там лучше, чем здесь, но это уже другой вопрос. В конце концов, если впереди бесконечность, может в ней перепасть на нашу долю и что-то хорошее. По-моему, даже интересно, а?
Я сумрачно пожал плечами. В словах бабушки был, конечно, какой-то просвет. Но думать на такие похоронные темы я не любил. Не любил даже строчку про «любовь к родному пепелищу», потому что дальше была другая: «Любовь к отеческим гробам». Тут Александр Сергеевич, по-моему, намудрил. Как можно любить гробы? Он, конечно, имел в виду могилы, но всё равно зябко от этого…
Чтобы не думать больше про такое, я пошёл к Вячику, и мы на его велосипеде отправились кататься по ближним улицам. Один на педалях, другой на багажнике, по очереди.
Навестили Настю Пшеницыну в её деревянном доме на берегу Стеклянки. Она вытащила из сарая свою складную «Каму» и поехала с нами.
Вечером, перед сном, я проходил мимо бабушкиной комнаты. Дверь была приоткрыта.
Бабушка сидела, прислонившись к кроватной спинке. Тем самым гребешком расчёсывала распущенные волосы. Они у неё совсем не старушечьи: хотя и с сединой, но густые, длинные. Бабушка о чём-то тихо говорила. С собой?
Я отошёл на цыпочках. Потому что на узорчатой спинке кровати устроилось мохнатое серое существо размером с плюшевого мишку. В красной безрукавке. Хотите — верьте, хотите — нет. Можете считать, что мне показалось…
Наверно, тринадцать и правда несчастливое число. Именно в этот день, тринадцатого сентября, закончилось лето. С утра было ещё тепло, но к полудню набежали холодные тучи. И засвистело так, что листья с клёнов полетели жёлтой метелью.
Ну ничего, к этому времени у меня был уже новый костюм. Даже два — обычный и спортивный. И тёплая куртка. А в комнате, кстати, вместо раскладушки поставили диван-кровать. И этажерку для книг. И появились в квартире ещё кое-какие вещи.
Зато исчез с подоконников фарфоровый сервиз с дамами и кавалерами на блюдах и тарелках. Бабушка приняла такое горестное решение, ни с кем не советуясь. Посуду увезли в комиссионный магазин, когда она была дома одна. И деньги выплатили уже на следующий день.